Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2. Стивен Коткин

Надежды надеждами, но ухудшение условий торговли и ситуации с тарифами действительно вынудили советское правительство ограничить импорт потребительских товаров и даже средств производства [539]. Тем не менее оно скрупулезно платило по своим долгам. Необходимость делать это частично объясняет продолжение экспорта зерна, несмотря на тревожные прогнозы по урожаю и низкие мировые цены [540]. Одни только лишения, навязанные народу государством, позволили СССР избежать внешнего дефолта.

      Борьба с кулацким саботажем

      По сравнению с хорошим урожаем 1930 года, который официально оценивался в 83,5 миллиона тонн, но в реальности составлял скорее 73–77 миллионов, урожай 1931 года дал где-то от 57 до 65 миллионов тонн зерна. Это грозило сокращением хлебного экспорта, но Сталин не стал делать расчетов и продолжал метать молнии по поводу «либерализма» сельских функционеров, неспособных искоренить «кулаков» [541]. Кроме того, он поощрял ужесточение гонений на веру и разрушение церквей [542]. Тем не менее он с неохотой согласился на небольшое снижение планов по хлебозаготовкам для Поволжья, Урала, Сибири и Казахстана, в наибольшей степени пораженных засухой, не пожелав сокращать планы для Украины и даже повысив их для Северного Кавказа (эти регионы засуха в основном не затронула) [543]. 31 октября 1931 года Микоян заявил на пленуме ЦК, что накануне жатвы «мы ожидали сезона хлебозаготовок с самыми радужными надеждами» [544]. Региональные партийные боссы, получив слово, говорили правду: засуха и скверный урожай делали невозможным выполнение даже сниженных планов. Сталин, который выходил из себя, когда должностные лица ссылались на естественные причины как на оправдания, взорвался, саркастически высмеяв «дотошность», с которой один из ораторов приводил данные о плохом урожае [545]. И все же диктатор согласился провести отдельное заседание с участием делегатов пленума из хлебопроизводящих регионов, которое завершилось дополнительным снижением планов по хлебозаготовкам [546].

      Хлеборобы отказывались поставлять режиму по установленным им издевательски низким ценам даже то, что им удалось собрать: в 1931 году рыночная цена центнера ржи составляла 61 рубль 53 копейки, в то время как государство платило 5 рублей 50 копеек; для пшеницы это расхождение было еще более сильным [547]. Однако сейчас агенты по хлебозаготовкам забирали даже запасы, обеспечивавшие минимальный уровень потребления. После осенней заготовительной кампании 1931 года (она продолжалась до начала 1932 года) у крестьян осталось меньше хлеба, мяса и молока, чем когда-либо с середины 1920-х годов. «Товарищ Сталин, прошу вас обратить внимание на то, как колхозники живут в колхозах, – призывал автор одного из бесчисленных писем, поднимавших тему голода. – Выступать на собраниях невозможно; если ты выступишь, тебя называют оппортунистом» [548].

      Сталин был единственным заслоном на

539

Советский импорт средств производства достиг пика в 1931 г., когда на СССР приходилось 27,5 % американского экспорта средств производства и 80 % германского экспорта продукции машиностроения. Dohan, “Economic Origins of Soviet Autarky”. Ввоз ткани, прежде превышавший 10 млн метров, сократился до величины менее 1 млн метров. Lewis, “Foreign Economic Relations,” 208. 1932 год оказался худшим в истории советской внешней торговли из-за повышения тарифов за рубежом и снижения доступности кредитов.

540

Dohan, “Economic Origins of Soviet Autarky,” 626–7. См. также: Tauger, “1932 Harvest,” 88n52.

541

Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 86 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 119). 4 сентября Сталин сетовал Кагановичу: «Вы всячески нажимаете на экспорт хлеба, когда за хлеб платят гроши», предлагая вместо хлеба экспортировать масло; в ответ Каганович предлагал до поры до времени ничего не менять. Хлевнюк и др. Сталин и Каганович. С. 80–81 (РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 99. Л. 16–19), 83–86 (Ф. 558. Оп. 11. Д. 739. Л. 76–87: 06.09).

542

Курляндский. Сталин, власть, религия. С. 233–463, 610–628.

543

Хлевнюк и др. Сталин и Каганович. С. 54–57 (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 739. Л. 28–39), 60 (Д. 76. Л. 30–31); Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 85 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 128, 153), 88–91 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 479. Л. 267; Д. 484. Л. 43, 47 об., 45, 53, 53 об., 54, 55, 55 об., 61; Д. 481. Л. 123); Кондрашин, Пеннер. Голод. С. 116 (РГАЭ. Ф. 7496. Оп. 37. Д. 159. Л. 98).

544

Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 69 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 484. Л. 60).

545

Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 75 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 484. Л. 53–55: речь идет о В. В. Птухе). В сообщениях «Правды» о ходе пленума не упоминалась дискуссия о хлебозаготовках, в ходе которой региональные партийные начальники осуждали некомпетентность при сборе урожая и массовые хищения хлеба. Микоян заявил, что колхозникам нужно говорить: «В первую очередь выполни государственный план, а потом удовлетворяй свой план». Осколков. Голод 1932/1933. С. 17–19 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 484. Л. 119).

546

Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 88, 90–1 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 481. Л. 123, 55 об., 61), 96–7.

547

В 1926–1927 гг. средняя рыночная цена за центнер ржи составляла 7 руб. 53 коп., а государственная цена – 4 руб. 31 коп. Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 93 (ссылка на: Товарооборот, 1932. С. 140–145).

548

Кондрашин, Пеннер. Голод. С. 121 (ссылка на: РГАЭ. Особая папка Колхозцентра) [цит. в обратном переводе с англ.]. Дата не приводится.