В тени пирамид. Иван Любенко

рисовал неплохо? – предположил эскулап.

      – Вряд ли, – покачал головой пристав. – То, что он иногда замещал регента в Казанском соборе, – факт. Да и сам пел великолепно – это все знают. А вот о его художественных способностях мне слышать не доводилось.

      – Как бы там ни было, но местных художников вам, Николай Васильевич, всё же опросить придётся. А там как Бог даст, – заключил товарищ прокурора.

      – Безусловно.

      Послышался стук тяжёлых колёс по мостовой. Следователь глянул в окно и произнёс:

      – Санитары приехали за трупом. Пора и нам расходиться. Господа, не забудьте послать к Папасову городового. Я буду ждать его у себя.

      – Уже отправил, – отчитался исправник.

      Из комнаты на улицу потянулась вереница чиновников, и казённые коляски вскоре покинули Вторую Станичную. Осталась стоять лишь больничная бричка, укрытая рогожей. Старая, много повидавшая на своём веку лошадка терпеливо ждала, когда вынесут человека, из которого ушла жизнь.

      II

      Папасов сидел в уже знакомой ему следственной камере, и керосиновая лампа всё также тускло освещала небольшое помещение, занимаемое судебным следователем по важнейшим делам. Вставив в глаз монокль, купец тщательно разглядывал лежащий на столе эскиз. Потом он перевернул его и принялся изучать надписи на обороте. Затем он вновь заинтересовался изображением святого Себастьяна.

      – Николай Христофорович, вы узнали рисунок? – нетерпеливо спросил Славин.

      – Не знаю, – пожал плечами купец.

      – То есть как? – недовольно наморщил лоб следователь.

      – Вроде бы и бумага та, и текст на обороте зеркальный, тушь, перо… но в целом он какой-то другой.

      – Что значит другой?

      – Нет той воздушности образа, передающего муки святого.

      – Помилуйте, но это не объяснение. Я, знаете ли, следователь и обязан руководствоваться не расплывчатыми понятиями типа «воздушности образа», а фактами и уликами. И потому был бы вам исключительно признателен, если бы вы потрудились изъясняться более точно.

      – Я вас понимаю, – согласился Папасов. – Но и вы меня поймите: я не сыщик, а, если угодно, ценитель прекрасного. В отличие от вас, я придерживаюсь собственных ощущений. Иногда я покупаю холсты в антикварных лавочках. И мне вовсе нет дела до того, какого уровня известности достигли эти художники. Главное – какую струну моей души они задели. Признаюсь, в моей зале, наряду с работами знаменитых мастеров, висят и три мои картины. Только они безымянные. И для меня нет выше радости, чем, стоя за спинами посетителей галереи, слышать о них восторженные отзывы.

      – Всё это прекрасно, но все эти рассуждения не подходят для протокола опознания эскиза, обнаруженного в съёмной квартире скрипача Несчастливцева.

      – Я не знаю, как быть, – развёл руками фабрикант. Он вынул из туба сигару, спички и закурил.

      Следователь задумался на миг и, глядя куда-то в сторону, сказал:

      – Давайте рассуждать логически. В протоколе