Хрустальный дом. Юлия Лукшина

из вверенных ему территорий. Но то, что Теряево находилось за рекой, сильно портило карты. Новый асфальтовый завод построили в Гришаеве, а большой коммерческий зверопитомник – возле железнодорожной станции.

      Активность Артемьева сосредоточилась на усадьбе. В итоге нашелся коннозаводчик Армен Джангарян. Он планировал переделать усадьбу в пансионат с конными развлечениями.

      Сегодня Джангарян собирался показывать эскизы переделок. И отдельным вопросом значилась судьба бабы Нюры: ее участок, как выяснилось, находился на территории усадьбы. Джангарян трижды предлагал Нюре новый сруб в любой части деревни. Без ее подписи на документах строительство было не начать. Но она стояла насмерть. Местные сердились, им посулили рабочие места, но обижать Нюру не хотели: тридцать лет она работала акушеркой в здешнем, теперь переведенном в Гришаево роддоме. Почти все теряевцы родились ей в руки.

      В первый вечер к Нюре вместе с Еленой Дмитриевной отправился и Артемьев.

      – Баба Нюр, ты уж не подводи нас. Мы край дотационный, нам рабочие места нужны.

      Баба Нюра рылась в сундуке с бельем.

      Артемьев попытался еще раз:

      – Я тебе лично переезд устрою, будешь в тепле и комфорте. А если газ выбьем, так и вообще…

      Баба Нюра вложила в руки Елены Дмитриевны стопку постельного белья и отправилась на огород. Артемьев выругался и посмотрел на потолок, словно ждал от того совета.

      – Может, у вас получится? – вдруг спросил он Елену Дмитриевну. – Вас же учат с людьми разговаривать? Я за Джангаряном год бегал, на свои кормил, на рыбалку возил. Соскочит – зиму не продержимся, на дрова не останется.

      – Мне кажется, Нюра никого не слушает.

      Он почесал за ухом:

      – У нас таджики в низком старте. Лес почистим, парк облагородим. Может, даже орхидеи снова…

      – Мы в местные дела не вмешиваемся, этика… профессиональная.

      Артемьев поднялся:

      – Этика-уэтика.

      Нюра продолжала созерцать пруд:

      – Карпами, ироды, набьют. А ей там и одной тесно.

      – Так вы что, из-за русалки стройки боитесь? Боитесь, конезаводчик пруд потревожит? – дошло до Елены Дмитриевны.

      – Ну, – ответила Нюра.

      – А Артемьев знает?

      – Много чести, – ответила Нюра.

      Нюра скинула опорки и сейчас стаскивала с плеча байковый халат, под которым оказалось ситцевое платье.

      – Баб Нюр, вы чего?

      Нюра стянула платье и понесла свое белое, на удивление крепкое тело к пруду. Не дрогнув, рассекла прибрежные заросли, прочавкала по глине и погрузилась в воду, спугнув водомерок.

      – Зовет меня, – сказала Нюра из пруда, – скучно ей. Чай не карп.

      «Не карп», – эхом подумала Елена Дмитриевна, глядя, как Нюра бойко плывет по кругу.

      Когда они возвращались, Кевин вдруг пустился философствовать. Он рассуждал, что его страна может быть доброй и удобной, если у тебя есть хорошая работа.

      В обратном порядке перед