Хрустальный дом. Юлия Лукшина

В левой руке он держал бутерброд, а правую подставил как поддон. В кампусе было много левшей.

      От парня пахло прачечной. Поев, он достал блокнот. У Елены на коленях лежал такой же. Они покосились друг на друга, и рыжий сказал что-то вроде: «Наши блокноты – братья».

      На здешний манер, встретившись взглядом с незнакомкой, полагалось улыбнуться. А он заговорил.

      Кевин – так его звали – оказался местным. Первым ее знакомым из университетского городка. Городок, кстати, был обманчив: сразу за кампусом начинались унылые висты из малоэтажных корпусов с разными мастерскими, копировальными забегаловками и дышащими на ладан китайскими кафе. Пейзаж прирастал округлыми негритянками в тренировочных штанах и нервной молодежью в одежде из секондов.

      Кевин рассказал, что работает в круглосуточном книжном, а вообще, он фотограф. Снимает на полароид. Вытряхнул из блокнота снимки: одинокая груша на белой плоскости стола, контуры деревьев в желтом закате, ластик на краю раковины. И парусник.

      Елена похвалила парусник. Кевин порозовел и принялся говорить о ветре и океанической ряби, по-особому отражающей свет. Елена с трудом продиралась сквозь его акцент, помноженный на манеру топить окончания в бороде.

      Ей было пора. Елена сунула блокнот в сумку и поднялась. Хотелось посмотреть, не испачкался ли сарафан, но постеснялась.

      Он тоже поднялся:

      – У вас пятно сзади.

      Она засуетилась и попыталась отряхнуться.

      – Не надо. Размажется. – Он тронул ее запястье. – А хотите парусник посмотреть? Он приходит в залив по четвергам. У меня уже, наверное, фотографий сто в разном освещении.

      Кевин ездил на белом пикапе, который тоже пах химчисткой. Дорога искрилась, по радио пел Билли Джоэл, и песня окрасилась ощущением полета.

      Рассказы Кевина Елена уже научилась слушать как радио, не вникая. Ее больше интересовали гигантский рекламный глазурованный розовый пончик, хот-дог размером с дом и грубая вязь вывесок по обочинам.

      Над океаном летали чайки.

      – Мусорщицы, – сказал Кевин, – мы их называем морские крысы.

      Они стояли на камнях и смотрели на воду. Долетавшие до ее колен брызги окрашивали первые в ее жизни белые джинсы мелкими кляксами.

      На воде дергался рыбацкий катер.

      – Странно, по четвергам парусник всегда здесь.

      – Ничего страшного. Never mind, – ответила Елена.

      Они начали пробираться по камням к трассе, он подал ей руку и держал, пока они не выбрались к машине. Ее ладонь вспотела.

      – Может, кофе? – предложил он.

      Но она боялась, что муж вернется раньше и придется объяснять.

      Хлопнула входная дверь, Елена Дмитриевна вздрогнула. Раздалось шарканье сапог. Баба Нюра показалась возле ситцевой занавески, отделявшей комнату Елены Дмитриевны:

      – Пойдем.

      – Куда?

      Нюра держала в руках скомканный газетный сверток.

      – Росалушку