Дочки+матери=любовь. Мацнева Евгения

клок ткани в черно-белую клетку.

      Оглушённая произошедшим, Лена резко умолкла. Все её крики застряли в горле. Зачем кричать, если жаловаться некому – никто её по-настоящему не жалеет и не понимает, ведь даже родной отец не услышал, готов был заглушить её крик силой!

      А Валентин испугался. И выскочил из дому.

      Заплаканная Лена сняла испорченный жилет. …И тут она услышала стон матери.

      У Евгении по щекам текли беззвучные слёзы.

      В пылу Лена совсем забыла о той, что стала и невольной причиной происходящего, и его жертвой.

      Девочка подошла к матери, привычно села на пол, положив голову на неподвижную материнскую ладонь – ладонь была болезненно хрупкая, практически неживая. И всё-таки её мать ещё была рядом с ней…

      А бабушка продолжала причитать – она была растеряна, мысли её путались, как у всех стариков, попавших в капкан беды, с которой справиться нельзя, невозможно.

      Теперь, когда Валентин ушёл, бабушка назвала Лену бедной, несчастной, подошла и попыталась её обнять. Но Лена будто застыла.

      Сколько она сидела на полу, припав к материнской кровати? О чём были её горькие думы?

      Но вот она вышла из комнаты Женечки.

      Баба Люба сидела на кухне на табурете и утирала слёзы передником.

      – Бабушка, ты обещала торт, – твёрдо сказала Лена.

      Она поняла, что отныне сама станет решать, что и как будет происходить в её жизни.

      – Правильно, правильно! – засуетилась бабушка.

      Как все старые люди, она боялась новых внезапных несчастий.

      …А Валентин в это время мчался к своей старшей сестре – она была крёстной Лены.

      Наверное, в нём всё рыдало, ему было жалко и парализованную жену, и дочь, которая права в каждом своем упрёке. Но больше всего, как мне кажется, в те часы он жалел самого себя. Думаю, ему было очень стыдно за слова, которые вырвались и выдали его слабость – а он оказался слабее, чем его дочь…

      Но зачем ему выпало такое горе, за что?!

      Валентин не заметил, как пронёсся через полгорода. Что именно он рассказал сестре, в каких красках – этого я не знаю. Но сестра поняла: нужно срочно исправлять ситуацию, иначе с Леной может случиться беда!

      …Праздник всё-таки состоялся – благодаря бабе Любе. Она испекла торт, накрыла стол.

      Собрались подружки, пришёл Славик, стесняясь, протянул цветы. Ели, пили газировку, смеялись, включили музыку. Всё было как у всех советских подростков. С той разницей, что в соседней комнате тихо и неподвижно, прислушиваясь к каждому звуку, лежала мать именинницы.

      …Вернулся смущённый и выпивший для храбрости отец, молча и как-то неуклюже протянул Лене пакет с подарком от крёстной. В пакете лежало чудесное новое платье.

      Подружки посидели и разошлись.

      Славик вызвался помочь Лене убрать следы праздника в квартире. Парень и не думал скрывать свои чувства. Вытирал полотенцем вымытые тарелки до скрипа.

      Когда он наконец-то ушёл, Лена мельком подумала, что наверняка его сейчас отмутузит Паша. А если Славик получит