Условия человеческого существования. Вячеслав Юрьевич Сухнев

Хлестаковым. Это не так. Хлестаков ловил случай, а Махрюта случай создаёт, под себя конструирует. Видать, туго в Москве с литературной критикой, не прокормишься. Скорей всего, она Махрюту и раньше не очень-то кормила – критика. Иначе я бы хоть по фамилии знал этого… литературоведа.

      Права Болкунова – Махрюта с Кошкиным устроят из музея политическую и финансовую кормушку. Оказывается, она давно знает нашего известного неизвестного литературоведа. Любознательная женщина, да еще столько лет в газете – мечта разведки. Она и рассказала про Махрюту много интересного. Всю жизнь отирался в литературной печати. Пописывал рецензии и заметки с писательских мероприятий. Вот такое литературоведение. Даже в Союз писателей не смог вступить по причине профнепригодности. Вышел на пенсию – и решил заняться Алексеем Толстым. Он бы и Шолоховым занялся, да там поляна занята.

      Почему его поддерживает Кошкин – понятно. Махрюта ему с выборами помогал. Как умел, так и помогал. Притащил из Москвы политтехнологов, например. И ведь Новожилов при всей его ершистости не пикнет – будет печатать белиберду Махрюты. Материться про себя – и печатать. А мы будем аплодировать Егору Васильевичу, известному московскому… И руки, что характерно, не отсохнут. Привыкать, что ли, аплодировать всякой сволочи! Только раньше сволочи были крупнее, а нынче мельчают на глазах. Вот что обидно: даже сволочь переводится. Исчезают волки, остаются только волчьи блохи.

      Конечно, надо было просто встать и уйти с совещания. А как потом жить в Амельяновске? Ещё раз убеждаюсь: чтобы иметь гражданское мужество, надо быть совершенно свободным от всех обязательств – перед семьёй, в первую очередь. Человек должен быть гол, сир и неприхотлив. Тогда он может говорить и делать всё, что угодно, потому что ему нечего будет терять. Кроме своей жизни, разумеется. А кому нужна чья-то бесполезная, никчемная жизнь?

       Швейк и воинский устав

      Сергей Михайлович стоял на посту – в крохотной стеклянной будке контрольно-пропускного пункта. Шлагбаум, выкрашенный красными и белыми полосами, лежал на металлической рогульке, преграждая путь на территорию части. Дорога от шлагбаума вела к жёлтым зданиям казарм, штаба, спортивного городка и ангаров с танками, укрытыми от наглых объективов американских спутников-шпионов. А за жёлтыми кубиками поднимались округлые Уральские горы, украшенные золотом и багрянцем – ранняя осень в здешних лесах была так же прекрасна, как и в родных местах Сергея Михайловича.

      После призыва он попал в эту Богом забытую глушь – в «карантин». Через месяц обещали допустить к присяге. А уж потом всех молодых солдат разбросают по частям Уральского военного округа. Пока же молодых учили маршировать, отдавать честь и ходить в караул. Два дня назад Сергей Михайлович караулил свинарник – посменно. Обидело, что не дали автомат – на пост его отправили вооруженного только штык-ножом в потёртых ножнах. Причем разводящий, наглый маленький ефрейтор, предупредил:

      – Ножик не вынай! А то свиньи со страху обосрутся.

      А