Загадай желание. Книга I. Дитя. Полина Полунина

этот уже который день сотрясал избу. Традиции велели: перед тем как возвести дом, нужно в погребной яме зарубить петуха и там же его схоронить. Он будет защитником от всякой нечисти: петушиного крика все твари Смерти боятся. Без жертвы в доме обязательно заведётся домовой, злобная пакостливая тварь, которая будет постоянно портить еду и людям и скоту, задувать огонь в печи, ломать всё, что под лапы попадётся. Даже убить хозяина может, и про такое рассказывали. Сядет ночью на грудь, сдавит всем своим весом потусторонним – и всё. Дальше только поминать.

      Батюшка Иннокентий же почитал жертву новому дому злом повесомее птичек. Дарёна слышала, как он однажды ругался, говорил, что тот, кто этому обычаю следует, Смерти потакает. Кто был прав – богинин посланник или слово предков, – в каждой семье решали для себя сами. Чаще всего жертву таки приносили. Потакали Смерти в таком случае не так уж и сильно – что петух, он же не человек! А с нечистью под одной крышей жить никому не хотелось. Тётка сделала бы так же: она слушала Савелишну, которая держалась традиций, а Федоту было всё равно. На беду было только то, что поп никак не уезжал из деревни, а приносить жертву при нём Федот не разрешал. Заметит – десятком поклонов богине не отделаешься.

      Тётка яростно обмахнула полотенцем свежевымытую миску, не вытирая, а только сгоняя по глиняному боку пару капель, протянула руку за новой. Конечно же, Дарёна не успела её ополоснуть, только предыдущую же отдала! Подзатыльник, который тётка ей отвесила за нерасторопность, вышел скорее обидным, чем больным, девочка только ниже склонилась над кадушкой с водой. Обычно посуду Дарёна мыла на пару с Марыськой, но в этот вечер сестрицу отправили с Глашкой за кросна. Бабушка с Глашкой два дня возились с ними, собирали и заправляли в четыре руки. В итоге рядом с печью встал невысокий стан с двумя валами: на заднем намотаны нити, на переднее будет уходить готовое полотно. Глашка села ткать, а сестрицу посадили рядом, чтоб смотрела и училась. Марыська ёрзала, вздыхала, отвлекалась. То на младших девочек, игравших в углу в соломенных кукол, то на шуршавших в подпечье мышей – а вдруг домовой завёлся! Интересно ей было и что происходит за двойным волоковым оконцем, сейчас открытым в честь оттепели. Длинное, но узкое, оно было всего в два бревна высотой, разглядеть хоть что-нибудь сложно, но Марыська очень старалась. А теперь вот стала прислушиваться к спору. Едва ли уши не оттопырила, совсем-то от кросен не отвернёшься, тётка заметит – и ей может тумака дать, не пожалеет.

      – Так иди и делай, что там Савелишна велела, – отгавкнулся Федот. Повесил тулуп на крючок у печки и насмешливо добавил: – Только попа позвать не забудь, он тоже посмотрит.

      Тётка засопела зло и часто – верный признак того, что сейчас станет орать похлеще поднятой неупокойницы, которые, по слухам, могут криком человека на месте убить. Всё, что Дарёне оставалось, – втянуть голову в плечи и притвориться, что её тут нет вовсе, чтобы гнев случайно не перекинулся на неё.

      – Марфа дело говорит, – спасла