Тьма во мне. Александр Манахов

это человек, Бог или я сам, не важно, а важно то, что все мы летим, чтобы рано или поздно упасть от чьей-то стрелы.

      Я не голодал, мне не приходилось кормить голодающих, а потому охота моя была, по сути, всего лишь развлечением. Такая маленькая трагедия природы странным образом успокаивала меня, направляла мысли в нужное русло и позволяла на некоторое время отвлечься от той действительности, в которой я пребывал ежедневно. Я мог бы проводить время в лесу и без этого, однако мне нужен был предлог, чтобы оправдать свое постоянное бегство от людей. И охота была превосходным поводом.

      Сегодня моей добычей стали три дикие утки, которые я уже ощипал. Домой возвращаться не хотелось. Слишком хорошо было здесь, в зеленой тиши, среди золотистых, объятых теплым светом, стволов. Легкий ветерок, который освежал землю после жаркого дня, разносил повсюду запах лесных озер и сырой земли. Те лучи солнца, которые попадали сюда сквозь густую листву, отбрасывали на стволы деревьев трепещущий узор.

      Я так часто здесь бывал, что выучил каждое дерево на многие мили вокруг, и теперь мог наизусть прочесть эту великую поэму. Вот липы, дубы, хвоя, вот поляна папоротников. Помню, как в детстве, представляя себя царем эльфов, я лазал, прятался среди ветвей, и это было мое живое царство, мой народ, мой дворец и мой единственный храм, в котором без всяких идолов и обрядов я чувствовал присутствие милостивых богов. Я так подружился с этим лесом, что он ни разу не завел меня на неверную тропу, откуда нет возврата, и я неизменно находил обратную дорогу, как бы далеко в чащу мне не приходилось зайти. Забавно и грустно, что за всю жизнь моими настоящими друзьями стали только книги, деревья и стрелы. У иных предметов душа, порой куда шире и добрее, чем у людей.

      Дав себе и лесу, твердое обещание вернуться, я отвязал коня и пошел домой. Нет, не так – пошел из дома обратно в свою темницу. Буран, мой серый конь в яблоках, цветом своим и скоростью напоминал облако снежинок, подхваченное порывом ветра, и потому, еще когда он был жеребенком, а я маленьким мальчиком, я дал ему это имя. Мы росли вместе и были даже большими братьями, чем с Хьюго.

      Сейчас я никуда не спешил, а потому решил пройтись пешком, ведя коня под уздцы, тем более что дорога была не длинной. Но только здесь я, будучи самим собой, позволял себе петь без стеснения и страха, что кто-нибудь может услышать и осмеять меня, поскольку петь я не умел. Меня и брата не учили – ни музыки, ни пению, внушая нам мысль о том, что все это бесполезное развлечение глупых девиц. И все же как часто мне здесь вспоминались и напевались сами собой чудесные баллады о природе и любви. Однако, пусть отец и не находил в этом пользы, но как мне самому порой было приятно напеть какой-нибудь старинный куплет:

      «Деревья, как древние маски,

      Не тронем их сна.

      Свои первозданные ласки

      Нам дарит весна.

      Здесь воздух прозрачен и влажен,

      На мягкие мхи,

      Давай, мы с тобою приляжем,

      Не будет