История русского раскола старообрядства. Петр Смирнов

еще одну особенность, очень характерную для религиозного состояния русских того времени. Решив вопросы о двуперстии и об аллилуиа на данных чисто русского происхождения и притом недавнего, отцы собора вовсе не приняли в расчет современной греческой церковной практики; самый собор состоялся без сношения с восточными патриархами. Где причина такого игнорирования? Она крылась в существовавшем в то время на Руси мнении, по которому русской Церкви отводилось первое место в ряду всех церквей православного Востока.

      Греки, просветив русских светом христианства, не умели возбудить к себе симпатии в русских. В основу отношений русских к грекам даже на первых порах легло какое-то чувство недоверчивости. Где корень такого нерасположения – сказать трудно, но впоследствии оно могло находить для себя основание в отношениях греческих иерархов к русской Церкви. Цареградские патриархи, нередко нудимые греческими императорами, допускали в отношении русской Церкви такие действия – например, поставляя одновременно двух митрополитов – которые производили в ней смуты и беспорядки и потому глубоко огорчали русских. Легко зародилась мысль, конечно несправедливо обобщенная, что греческие иерархи руководятся лишь корыстными целями, что для них и самая вера есть дело житейского расчета. Сомнение и недоверчивость в XV веке перешли в полную религиозную подозрительность. Флорентийский собор, «трагедия достохвальная с концом злым и жалостным», покрыл тенью свет греческого православия в глазах русского общества. Едва было получено известие об унии, русские открыто стали высказываться, что греки «к своей погибели от истины свернулись и печать антихристову на челе и деснице прияли», что теперь «на месте святем, сиречь на соборней и апостольстей церкви Константина-града стоит ужо мерзость и запустение, реченное Даниилом пророком». Вывод из этого сделали один, – тот, что «развращенным грекам» вверяться не следует. Падение Константинополя под напором османов еще более сгустило эту тень. Это политическое несчастье русские поставили в прямую связь с изменой греков православию. «И о том, дети, подумайте, – писал в 1471 году митрополит Филипп зашатавшимся новгородцам: царствующий град Константинополь непоколебимо стоял, доколе, как солнце, сияло в нем благочестие; а как покинул истину, да соединился с латиной, так и впал в руки поганых». И тем более удобна была такая точка зрения, что иго своих двухсотлетних поганых владык русские тогда уже свергли. Опираясь на эти два факта, русские книжники-грамотеи построили особую теорию об исключительном призвании Москвы и о благочестии русских, как высшем и совершеннейшем в целом мире. В этом отношении заслуживают особенного внимания два послания (начала XVI в.) старца псковского Елеазарова монастыря Филофея к великому князю Василию Ивановичу и дьяку Мунехину. На мировые события Филофей смотрит с религиозной точки зрения. Современными внешними обстоятельствами русского государства он оценивает прошедшее русского народа, от них же