Зов предков. Екатерина Порва

нормально ли, что Инара так пассивна… в этом она пошла в маму. А я в кого? Даже и непонятно.

      Засучив рукава платья, снимаю кольца, подаренные младшими; из шкафа достаю ингредиенты, в саду срываю овощи да яблоки с грушами и пару десятков ягод для каши. Ребята до сих пор занимаются своими делами, поэтому почти вся готовка проходит в молчании, не считая моего мычания под нос какой-то мелодии.

      Инара, грязная после сада, пропадает в ванной комнате; пока варится каша, я проверяю ответы Натана на математические примеры.

      – Ты уже хорошо вычитаешь и складываешь! – удивляюсь я. – Много тренировался с папой, да?

      Он кивает.

      – Папа мне многое объясняет.

      – А мама?

      – Мама просто меня любит, – хихикает он, – она тоже много рассказывает, но не про математику.

      – Вот как, – будто бы удивляюсь я, – раз уж ты закончил с вычислениями, не хочешь помочь мне помыть овощи?

      Он кивает, поднимаясь с пола; пока я мою в одной стороне раковины куриное филе, он пытается отскрести от моркови грязь. Теперь уже почти все готовится, осталось только разобраться с сырыми овощами и хлебными сухариками.

      Инара выходит из ванной, вытирая волосы; мокрое лицо, такое вроде бы круглое, миловидное, с такими же глазами и редкими бровями; у нас одинаковые уши, торчащие чуть в стороны, остроконечные. У Натана они более тонкие по строению, и смотрят совсем вниз. Но выражение у сестры необычайно серьезное, даже немного суровое, что усиляется разными по цвету глазами: правый – зеленый, а левый – карий.

      – А когда родители вернутся в этот раз?

      Я пожимаю плечами.

      – Ты же знаешь, что дозор всегда по-разному проходит. Но думаю, что больше, чем пару дней, не пройдет.

      Она кивает, расслабляясь.

      – Тебе чем-нибудь помочь?

      Я мотаю головой с улыбкой.

      – Не переживай, можешь своими делами заниматься. Совсем скоро будем обедать.

      Она кивает, уходя в свою комнату; наверняка засядет там за шитье новой юбки.

      – Нили, – снова слышится ее голос в дверях, отчего я подскочила, – ой, извини… может, хочешь, чтобы я вышила тебе что-нибудь?

      Я задумываюсь, все еще следя за тем, как Натан моет овощи, а нож в руках – стругает морковь.

      – Да, на самом деле. Можешь взять мою тунику и сделать там какие-нибудь цветы.

      Обернувшись, чтобы посмотреть на ее лицо, вижу улыбку. Комок в груди немного расслабляется, когда я вижу, что она может радоваться хотя бы с нами, раз ее не тянет на общение с другими детьми.

      Кивнув, уходит снова в тень коридора. Брат заканчивает мытье, спускается со своей детской табуретки и убирает ее в шкаф; погружаясь в диван, включает свет лампы и берется за игрушки. Придумывает им какую-то историю, расставляет по всему дивану, полу, пока я готовлю; за окном все еще душный штиль. Мимо окна проходят жители, а я думаю все о своем.

      Мне уже пятнадцать. Через три года придется приниматься за подготовку к месту