Междумирье. Аалека Вальц

быстро, она споткнулась, он подхватил и тесно прижал её к себе, они продолжали топтаться под музыку молча. Медленные шаги влево и вправо, его запах и стальные на ощупь мышцы. Голос солиста звучал тоскливо, как и всегда во время медленных танцев. Кто вообще придумал эту странную форму объятий – никакого движения, развития, мастерства, кокетства в такой танец невозможно привнести. Только совместное трение друг об друга. И ладно бы партнёр был мягким и плавным, нет, Михаил был жёстким, уверенным, страстным. А у Агаты на это не оставалось сил, в какой-то момент её голова закружилась, и она повернула её в сторону горизонта. И облака поплыли, словно их поместили в центрифугу. Пастельное небо распушилось серыми цветами, закат укутался мягким флисом перед сном. Девушка закрыла глаза и представила, что она далеко в детстве, и сейчас мама скажет, что пора пить молоко и ложиться читать книгу на ночь. Вот её любимое время: оказаться под тёплым одеялом и вдыхать аромат цветущей вишни, любимые духи. Мама будет сидеть в ногах и грустно переворачивать страницы, они снова ссорились с папой, но это не отражается в её голосе. Мама полностью погружена в то, что читает, история так захватывает ее, что иногда она читает про себя, и если вспоминает, то удивлённо приподнимает брови, оглядываясь на дочку. Они начинают вместе хохотать. Как много воспоминаний сегодня… в них можно утонуть. Агата почувствовала, как её остановили, падающую вниз.

      – С тобой всё в порядке? – спросил Михаил, ещё крепче обнимая девушку.

      – Не знаю. Голова закружилась, – тихо ответила Агата и задрожала. Выражение “отваливаются ноги от усталости” решило продемонстрировать в реальности закладываемый смысл. После дня готовки и участия в празднике она устала вся: полностью, мышцы гудели, живот урчал голодным бульканьем, веки налились свинцом усталости.

      – Пойдём, кажется, у тебя заострился нос. Я тоже голоден, нам не помешает поесть в каком-нибудь тихом месте, – сказал Михаил.

      – Я бы с удовольствием, но мне не хочется уводить тебя. Всё-таки конкурс ещё не закончен, – ответила Агата.

      – Какое он имеет для тебя значение? – Михаил вёл девушку за локоть через толпу, – на самом деле, это не запрещено правилами.

      – Я бы хотела… пускай тогда это не считается. Я хочу выиграть поединок честно.

      Михаил остановился и со смехом обнял девушку, будто она сказала какую-то невероятно милую чушь:

      – Нельзя! – он взял её вьющийся локон и, намотав на палец, продолжил: – Невозможно выиграть игру, правила которой не понимаешь до конца.

      И, не обращая внимания на нахмуренные брови и помрачневший взгляд, весело пошёл с ней за руку к столу. Вручил большую тарелку и, перешучиваясь с уже расслабившимися и забывшими про строгий этикет подружками Катерины, стал накладывать еду. Пирожки, что так приглянулись Агате, перец, мясные рулетики – словом, всё, что она ела до конкурсов. Его внимательность удивила и растрогала. Потом Михаил взял вторую тарелку и набрал совершенно другие блюда, по своему вкусу, схватил неоткрытую