Аластриона: Маленький рыцарь. Ден Истен

вид он был старше Блейка – лет сорок или около того. Гладковыбритое лицо, с хитрым прищуром карие глаза, короткие светлые волосы. Из-за левого плеча выглядывал изогнутый гриф лютни.

      – Доброго здравия, хозяин! – поприветствовал он приятным бархатистым голосом.

      – Кто ты? – недружелюбно спросил Блейк, подходя ближе.

      – Меня зовут Грасс, я из Монмута.

      – Из Монмута? – удивился кузнец, перегнулся через плетень и с сомнением взглянул на костыль, торчавший из-под закатанной правой штанины. – Далеко. Ты менестрель?

      Путник сложил брови скорбным треугольником и вздохнул.

      – Можно и так сказать. Могу спеть за миску бобовой похлебки и кружку эля. Две кружки эля.

      Блейк отмахнулся в раздражении.

      – Не до песен! Сельма, дай ему еды и кружку эля!

      – Две, – невинно поправил гость.

      Блейк скрипнул зубами от такой наглости и бросил жене:

      – Две.

      Вернувшись в кузницу, он поднял нож и снова попытался понять, как у маленькой девочки получилось загнать его так глубоко. Пожалуй, из всех странностей, которые он замечал за подрастающей дочерью, эта была самой необъяснимой. А странностей хватало: например, Аластриона очень редко плакала и капризничала, предпочитая выражать эмоции долгим и немигающим взглядом, от которого становилось не по себе. Все детские хвори обходили ее стороной, девочка вообще отличалась завидным здоровьем, и это тоже вызывало много вопросов. А еще она обладала крепкой хваткой: однажды вцепилась в его руку своими крошечными пальчиками и сжала так, что Блейку показалось, будто он в клещи попал.

      Размышления прервал громкий смех снаружи. Блейк, напрочь позабывший о госте, выглянул и, к своему неудовольствию, увидел, что тот уже сидит в его дворе. Держа миску с похлебкой на согнутом левом колене, он с аппетитом жевал, умудряясь при этом рассказывать что-то веселое, а стоявшие рядом Сельма и Аластриона хохотали.

      Блейк, почувствовав, как вскипает раздражение к бродяге, выкрикнул:

      – Что там у вас за веселье?!

      Дочь повернулась.

      – А Грасса орел в свое гнездо утащил! Вот такой! – выкрикнула она звонким голосом и в восхищении широко расправила руки, давая понять, насколько орел был большим.

      – Сказки!

      – Не сказки! – твердо возразила дочь и отвернулась.

      Гость смел остатки похлебки лепешкой, одарил окрестности смачной отрыжкой, чем вызвал очередной приступ смеха, и с благодарным кивком отдал пустую посуду Сельме.

      – Не против, если я спою песнь?

      – Против! – торопливо выкрикнул Блейк.

      Но его протест остался незамеченным на фоне бурного согласия жены и дочери. Грасс промочил горло долгим глотком эля и взялся за лютню.

      – Песнь о смельчаке и море! – торжественно объявил он и провел грязным ногтем по струнам.

      Лютня звучала настолько волшебно, что птицы, щебетавшие вразнобой, разом затихли, не в силах соперничать с удивительной красоты мелодией. Да и пел Грасс так хорошо, что даже