Пассажир. Владимир Козлов

человек, который ведет счета клиентов… Ну, как бы, занимается всем, что с ними связано. Что еще про меня? Разведен. Жена с дочкой живут за границей. Вот, наверно, и все…

      *

      Чувак был пьяный. Но не настолько, чтобы не быть опасным. Он был выше меня, крупнее, и, главное, лет на двадцать моложе. Он смотрел на меня, осклабившись. Ждал, что я скажу. Он был готов подраться и, наверно, даже хотел подраться. Но он не верил, что я на него полезу.

      – Я еще раз тебе повторяю: извинись перед девушкой, – сказал я. – Это не между мной и тобой. Ты оскорбил девушку…

      Чувак смотрел на меня, улыбаясь. Блестела слюна на зубах. Я решил, что, если он прыгнет, нужно будет постараться его вырубить сразу. Иначе… Я смотрел на него, не мигая. Чувак качнул головой.

      – Ладно. Я извиняюсь.

      Катя кивнула. Он сунул мне руку. Я пожал ее. Он сжал сильнее, не отпускал. Глянул на Катю, потом на меня. Отпустил руку и отошел.

      *

      Мы вошли в квартиру. Я захлопнул дверь. Катя прислонилась к стене. Нетрезво улыбалась. Задрала свою короткую джинсовую юбку. Надорвала длинным ногтем черные колготки. Сказала:

      – Теперь ты.

      Я просунул в дыру пальцы, разорвал колготки, сорвал с нее трусы. Она взяла мою руку, притянула к хвосту волос. Я сжал его. Другой рукой расстегнул пуговицу и молнию на джинсах.

      – Прямо здесь, прямо на полу, – шепнула она.

      Я, не отпуская волосы, повалил ее на пол.

      *

      Рассвело. Мы сидели на кухне. Катя курила. На ней была моя старая, полинявшая кофта с капюшоном. Она надела капюшон, и он почти полностью закрыл ей лицо. Шипел электрочайник.

      – Ты ведь хотел какой-то грубости, жесткости в сексе? – спросила Катя. – Ты хотел, чтобы выглядело так, что ты меня принуждаешь? Не насилие, но принуждение?

      – Не знаю. Я об этом не думал.

      – А ты подумай. В сексе всегда есть элемент насилия, принуждения. И я ничего не имею против. Мне это нравится. Я принимаю эту игру. Но не мазохизм. Если тебе хочется ударить – это не ко мне.

      Я встал, подошел к окну. Посмотрел на улицу, на завод на другой стороне, на машины, автобусы и желтые деревья.

      – Тебе не надо на работу? – спросила Катя.

      – Надо. Но я опоздаю.

      Она кивнула.

      Чайник щелкнул. Я взял его, налил в две чашки с растворимым кофе. Спросил:

      – Ты точно без сахара?

      – Да.

      Я размешал ее кофе, сунул ложку в сахарницу. В сахарнице осталось коричневое пятно.

      Катя потушила сигарету в пепельнице, посмотрела на меня.

      – Знаешь, что мне в тебе нравится? – Она улыбнулась. – Что в тебе нет вообще никакой романтики. Я ее терпеть не могу. Потому что у молодых ребят романтика какая-то наивная, а у тех, кто старше… Ну, твоего возраста, например… Какая-то фальшивая, пошлая…

      Она дотянулась до чашки кофе. Взяла, отпила, обожглась. Поставила чашку на стол.

      Отодвинула табуретку, встала и подошла ко мне.

      Мы молча глядели в окно.

      Я