Сквозь седые хребты. Юрий Мартыненко

поглаживая живот, благодарил Покровского и Северянина один из рабочих. – Ладненько они сговорились с тунгусами. А то совсем на пшенке да перловке отощали. Так и спина к животу прирасти может.

      – Живот к спине, – поправил того сосед по нарам

      – Какая разница…

      В такой вечерний час тема для неспешного, пока вовсе не разморит от тепла, разговора одна, какой сложится жизнь после окончания строительства железной дороги. У многих мечтой было поднакопить деньжат и податься обратно, домой, в теплые по сравнению с Забайкальем края. Кому – в Тверскую губернию, кому – в Костромскую.

      – Зима, поди, лютой будет, если до крещенских морозов такая холодрыга уж стоит? – продолжал тот, что говорил благодарно об аборигенах. Заголив брюхо, пятерней почесывал дряблую кожу. Волосы длинные и жирные. Сосульками топорщатся на оттопыренных ушах. Взлохмаченный чубина лезет в глаза.

      – Баньку бы щас, – вздохнул его сосед, которому тоже захотелось почесаться. Сильно зудилось меж лопаток. – Пополоскаться бы всласть. Да веничком. Хошь березовым, хошь дубовым поиграть по костям. Шкура-то скоро так задубеет, что ничем не распаришь.

      – Ишо крепче ударят морозы на Крещенье, – не слушая соседа, повторял первый, который костлявый и с дряблой желтой кожей. – Он скосил глаза на затянутое толстым ледяным блином окошко барака.

      – Оно бы лето, так можно и без бани. На кой она, если воды в речке течет сколь хошь. Намыливай башку и ныряй себе, – продолжал банную тему широкоплечий мужик, лежавший на спине. На его мускулистой покатой груди покоились руки-клешни. Мужик был мастак по зашивке железнодорожного полотна. Никто из бригады не мог угнаться за ним в сноровке ловко и без брака забивать костыли путейским молотком.

      – Не скажи, – возразил ему кто-то с соседних нар, – речку с баней никак не сравнить. В речке что? В речке можно только пот сполоснуть в жаркий день. А в бане-то, милок, на коже поры раскрываются, и весь нечистый дух вместе с грязью скатывается.

      – Чего? – не понял любитель купания в речной воде. – Какие ишо такие поры?

      – Ну, ты присмотрись хорошенько к своей шкуре-то немытой, может, и разглядишь, что она вся в мелких-премелких дырочках. Они и есть поры…

      Входная дверь вдруг отворилась, и из сеней в облаке морозного пара появились две фигуры.

      – Вечер добрый! – стягивая шапку с головы, сказал Покровский. Рабочие заподымали лохматые головы. Некоторые стали опускать с нар ноги на пол, нашаривая обувь.

      – Лежите-лежите. Отдыхайте, – махнул рукой Алексей Петрович. – Мы тут со старшим десятником на огонек решили к вам заглянуть. Дай, думаем, поглядим, о чем думу думати на сон грядущий.

      – А мы, господин инженер, давеча только что о вас вспоминали.

      Добрым словом или как?

      – Ясно дело, что добрым. Порадовали мясной кормежкой. Всегда бы так.

      – Всегда,