Кинжал. Валерий Алексеевич Пантюхов

послышалось конское ржание совсем близко. Где-то рядом наш конь почуял сородича. Не успели мы залезть на Гузеля, как из-за валуна вышли три конных джигита, медленно шагая к нам с винтовками наперевес. Один из них, в чёрной кавказской папахе, крикнул издалека: «Э, урус, отдай нам её, и мы тебя не будем убивать, хорошо урус?»

      Айжене прижалась ко мне, мы медленно отступили поближе к валуну, чтоб никто не смог зайти сзади. Они подъехали ближе, видя, что у нас нет оружия, окружили с трёх сторон, с улыбками о чём-то переговариваясь, остановились. Я выхватил кинжал и на вытянутой руке направил его в сторону одного их джигитов. Не обращая внимания на мои намерения, абрек в чёрной папахе обратился ко мне, держа меня на мушке: «Эй, урус, это твой конь? Откуда у тебя этот кинжал, урус?» – и опять о чём-то заговорили меж собой.

      – О чём они говорят? – спросил я у Айжене.

      – Они узнали коня и кинжал моего брата и спорят: сразу нас убить или взять в плен и продать, – ответила она.

      – Это моя невеста, а кинжалом и конём мы в знак дружбы обменялись, – громко крикнул я.

      – Пусть женщина сама за себя скажет! – выкрикнул джигит в чёрной папахе, опустив винтовку.

      Айжене выглянула из-за моей спины и ответила:

      – Я княжеская дочь Айжене, мой отец Пшех Айдамиров – черкесский князь, мой старший брат Арсланбек, средний брат Бартыхан и Магомет – младший, мы Айдамировы!

      – Эй, женщинэ, ты что по-нашему не знаешь?

      Айжене всё это повторила по-своему. Мужчины стали переглядываться, спорить, опустили ружья вниз, повесив их на плечи, и уже, добродушно улыбаясь, подъехали к нам поближе.

      Айжене вдруг заволновалась и на ухо мне шепнула: «Это абреки».

      Я пожалел, что спрятал кинжал, потому что один абрек подъехал слева, слез с коня очень дружелюбно, с улыбкой что-то приговаривая. Только я повернулся в сторону спешившегося абрека, как в этот момент абрек в чёрной папахе молнией кинулся на меня, и мы оба свалились на землю.

      Абрек оказался не так ловок, как брат моей Айжене; я мигом перевернул его на спину, выхватил кинжал… и тут раздался выстрел. Стрелял третий абрек. Воспользовавшись моим замешательством после выстрела, он навалился на меня, обхватил мою голову и приставил свой кривой нож к моему горлу.

      Меня скрутили, завязали сзади руки, закинули поперёк спины лошади, и всадник, похлопывая меня, стал приговаривать: «Хорош урус, хорош урус».

      Айжене сильно не сопротивлялась, только что-то очень гневно высказывала, когда ей завязывали руки спереди. На её слова они только улыбались своими кривыми, как и их крючковатые носы, улыбками.

      Её везли, привязав спина к спине, к одному из абреков. Мы ехали долго. Фыркали лошади, издавая звон копыт о камни. Ехали молча куда-то вверх и вверх. У меня затекла шея, ныли связанные руки, очень хотелось пить. Я не видел лошади, на которой везли Айжене, так как, как мешок, взвалили набок так, что я мог видеть только копыта, даже когда пытался оглянуться назад. Поэтому я только слышал, как идёт её