Кинжал. Валерий Алексеевич Пантюхов

про себя: «Какая же красивая, аж страшно».

      На меня смотрели огромные, красивые глаза; в полутьме они казались еще чернее. Длинные ресницы бархатом ложились вокруг глаз, выделялись на её лице. Полные, красиво очерченные губы были сжаты, и было видно, что она очень серьёзна и хочет что-то сказать. Она глубоко дышала, её грудь то поднималась, то опускалась.

      Я не мог оторвать глаз: смотрел то на губы, то на глаза, то на грудь. Она долго смотрела на меня, и её зрачки бегали лучом по моему лицу, то останавливаясь, и тогда я физически ощущал её пронзительный взгляд, то опускаясь и закрываясь ресницами, и тогда казалось, что девушка скромно смотрит вниз, потупив взгляд.

      Она снова бросила на меня свой глубокий взгляд…

      – Скажи мне, – сказала она, – ты меня любишь, ты меня не бросишь?

      – Теперь мы навеки вместе, я тебя не просто люблю, я тебя безумно люблю! – воскликнул я.

      Мы обнялись. Я крепко сжал её и горячо поцеловал. Опомнившись, мы побежали дальше. Добежав до тяжелых дубовых дверей, мы остановились и прислушались, приоткрыли дверь и сквозь образовавшуюся щель осмотрели все вокруг.

      Было тихо, только лошади громко фыркали, мотая головой. Две лошади стояли на привязи. Одна – лошадь брата, Гузэль, вторая принадлежала его верному слуге, которого нигде не было видно. Мы переглянулись, без слов поняли друг друга.

      Подбежали к лошадям, погладили их по гриве, успокаивая. Она с моей помощью взобралась на лошадь брата, я – на вторую. Взяв поводья в руки, только успели развернуться в сторону ворот, как из дома выбежала прислуга с корзиной в руках, подбежала к нам и быстро приторочила её на мою лошадь.

      Потом что-то сказала своей юной госпоже, и мы, пришпорив лошадей, во весь апорт выехали за ворота. Тут же послышался крик, грянул выстрел (скорей всего вверх, иначе подстрелили бы нас, как голубков, так как с такого расстояния промахнуться невозможно), потом другой…

      Опять выстрелы – но мы были уже далеко. Наши кони несли нас, как на крыльях. И тут нас разобрал смех: мы были счастливы и почти безумны от простора, от нашей любви, от свободы… Поднявшись на возвышенность, мы увидели прекрасную панораму: справа и слева – горы, а за ними – еще горы, серо-сизого цвета и высокое небо с парящим орлом – символом Кавказских гор. Немного слева, внизу, мы увидели, как из замка выехали один за другим несколько всадников. «Погоня!» – вырвалось у меня. Мы немного покрутились на месте, решая, что дальше делать.

      До нашего гарнизона, который стоял в крепости «Внезапная», было верст десять-пятнадцать. Крепость стояла близ леса, на правой гористой стороне быстрой каменистой речки Акташ. В крепости находились казармы, церковь и каменные дома. Вокруг них – крепостной вал, на котором четыре бастиона с большими орудиями. Этот вал соединялся с форштадтом, где живут в собственных домах женатые казаки. Здесь находился дом полкового священника, казармы, маркитантский двор и две обхваты, или заставы, из коих одна – на реку Акташ, по дороге к укреплению Костычи, а другая – в Андреевский аул, отстоящий