Шаги навстречу. Кевин Милн

исключительно на себя. В отчаянии я достаю свою мятную помадку и откусываю добрую половину. Проглатываю, облизываю губы и отвечаю:

      – По-моему, мне просто показалось… что здесь на пляже… я буду чувствовать себя такой живой и здоровой… но потом оказывается, что нет.

      – Ясно, – протягивает Кейд, хотя, скорее всего, он понятия не имеет, о чем я говорю.

      – А оказалось, что я по-прежнему зануда.

      Теперь он понимает.

      – В точку. Неудивительно, что ты до сих пор нецелованная.

      – Заткнись! – опять шиплю я и пихаю его в плечо, чтобы было неповадно.

      – Я маме расскажу!

      – Давай, рассказывай! Тебе еще самому влетит за то, что расстроил меня. – Знаю, что нечестно использовать сочувствие родителей против брата с сестрой, но не могу сдержаться.

      Он потирает плечо и вздыхает:

      – Ты права. Ты на самом деле дура.

      Когда мы возвращаемся домой, я тут же бросаюсь вверх по лестнице и плюхаюсь на кровать. Бри хочет узнать, что случилось, но я не отвечаю. И, захлебываясь рыданиями, засыпаю.

      Проснувшись, я понимаю, что в комнате совсем одна. Не вставая с койки, смотрю на дверь. Она закрыта, но я вижу свое отражение в большом зеркале, висящем на двери. Раньше я любила зеркала, но теперь вполне могу обходиться без них. И дело не в том, что мне не нужны зеркала, чтобы причесываться и всякое такое, но я терпеть не могу их за честность. Например, когда я переодеваюсь, зеркало жестоко показывает мне больше, чем я хочу видеть.

      Я вижу шрамы и ненавижу их за то, что они портят мне жизнь.

      Обычно я заставляю себя забыть о своих изъянах, но, когда вижу себя в зеркале, на них невозможно не обращать внимания.

      Я уверена: если бы Тэннер увидел меня такой, какой я вижу себя в зеркале, он бы от меня отвернулся. Если бы знал о том, что я жду новое сердце, никогда не предложил бы этим летом прогуляться с ним.

      Я несколько минут лежу в постели, продолжая сожалеть о своей тупости в кондитерском магазине. Потом заглядывает Бри, чтобы проверить, как я. Увидев, что я не сплю, сообщает, что идет в ванную. Комната вновь в моем полном распоряжении, я встаю и наплавляюсь к зеркалу.

      Глупое, отвратительно жестокое, ужасное зеркало в полный рост, на которое невозможно не обращать внимания.

      Я запираю дверь, чтобы Кейд не мог вломиться без стука. Потом подтягиваю рубашку к подбородку и в миллионный раз рассматриваю свой мерзкий красный шрам. Провожу по нему пальцем от ключицы до грудины, чувствуя мясистый нарост на коже.

      Ненавижу зеркало! Ненавижу все зеркала!

      Но больше всего я ненавижу шрамы.

      Самое коварное в шрамах то, что они не всегда заметны. Не только потому, что они спрятаны под одеждой, как мои. А потому, что они намного глубже. Они впились в сердце и проникли в душу.

      Позже вечером, когда мы сидим в ресторане, мне напоминают, что у моих родителей тоже есть шрамы – они и сами им не рады. Сначала все идет нормально, но потом шрамы в их отношениях начинают зудеть и опухать.

      Первое,