Иное мне неведомо. Элиса Леви

знала, что они от Химены, потому что она любила меня, и точно такие цветы свисали из её окон. Взамен я оставляла ей на коврике перед дверью фрукты из продуктовой лавки и, когда мать узнавала об этом, ворчала: «Думай о людях плохо и не ошибёшься», а я в ответ: «Делай добро всем без оглядки».

      «А кто продал дом, если это собственность посёлка, кто получил деньги?» – спросила я Каталину. «Ну, должно быть, Большой Посёлок», – предположила она. Знаете, если бы я управляла этим районом, то дом Химены теперь стал бы медицинским заведением. Ведь не случайно я вам уже говорила, что самое ценное у меня – голова. «Вроде бы покупатели приехали из города», – добавила Каталина. «Ну ты и глупышка, кто же приедет сюда, если их город находится у моря?» «Да нет же, нет-нет, – ответила Каталина, – они не здешние, они из центра страны, из Мадрида, они там устали, и им для отдыха нужна сельская местность, им нужен лес». «Им понадобился лес, потому что они никогда не видели его вблизи», – сказала я Каталине.

      Если бы я управляла этой деревней, то повсюду развесила бы таблички и плакаты, сеньор, установила бы огромные афиши с надписью: «Здесь совсем не то, что вам нужно». Посторонним неведомо, что в маленьких селениях воняет коровьим навозом и сваленными в кучу мёртвыми животными. И пахнет страхом, обидой, скукой, болью и ненавистью, которые передаются из поколения в поколение. Однако жители других мест очаровываются странным представлением о том, что на самом деле значит смириться с пустотой сельской местности, с медленным течением времени.

      Каталина сказала мне: «Она художница, а он собирается построить сыроварню». «Какая ещё сыроварня, ведь сыров здесь и так хватает?» – спросила я. «А им без разницы, есть у нас что-то или нет, к тому же они приехали с маленьким ребёнком». «С маленьким, сколько же ему?» «Малышу лет пять, года три, я не знаю». «Мальчику у нас будет скучно, – сказала я, а затем спросила: – А ты что собираешься здесь делать?» «Ну, то же самое, что и ты, Лея, – ответила она, – просто жить». Жить, сказала она мне. Жить. И вдруг в животе у меня снова запылало, и будто огромное жало пронзило мне горло.

      В иных вещах я не разбираюсь, сеньор, зато твёрдо знаю: купленное должно было продаваться. А на доме Химены не было вывески «ПРОДАЁТСЯ». И меня охватила ярость, понимаете? Потому что в этом доме моя бабушка провела жизнь в одиночестве. Мне неизвестно, что заставило её так долго не выходить из дома, ведь моя бабушка почти двадцать лет покидала его только раз в неделю, чтобы сделать покупки и оставить мне цветы. К тому же покупала она мало, поскольку была такой худой, что, если бы она встала в профиль, не все бы её заметили. Моя одинокая бабушка умерла в постели, и в последний путь её проводили соседи, потому что моя мать так и не смогла преодолеть свой гнев. Я не знаю, что там было такого непростительного, но для меня это не имеет значения, потому что, хотя в деревнях ненависть передаётся по наследству, как коровы или бизнес, мне от этой ненависти ничего не досталось. Дом Химены – один из самых больших