Озорник Антонис. Пенелопа Дельта

на братьев и сестру. Ее встретили презрительный взгляд Александры, насмешливо поднятые брови Антониса, удивленное, вопросительное личико Александра, и она, поникнув под тяжестью стыда, мысленно умоляя, чтобы ее поглотила земля, вся сжавшись, потихоньку скрылась в дверном проеме. Она проскользнула мимо дяди, побежала к лестнице, поднялась наверх, перепрыгивая через две ступеньки, нырнула в комнату, что служила общей детской и спальней, и спряталась за москитной сеткой.

      Сердце ее грохотало, уже не как барабанчик, а как большой барабан. Сейчас тетя начнет расспрашивать. И Антонис, который никогда не врет, ответит: «Эту дрянь принесла Пулудья!» И дело было не только в этом, а ведь еще он добавит: «Она приняла это за шарики для игры!» И все будут над ней смеяться. Какой ужас, все будут смеяться!

      Она держала их в руках, эти… Фу! Какая гадость! И тетя будет ее ругать… и, может быть, даже отшлепает ее… Однако не шлепка страшилась она – толстенькая тетина ручка била не больно, – но позора, позора! И сейчас они обсуждают ее внизу. Там еще тетя Аргини и кузен Яннис! И Яннис будет отпускать свои шуточки…

      Это было больше, чем она могла вынести. Как и до нее Александр, она ударилась в слезы.

      Она плакала так громко, что не услышала, как Антонис поднялся и зашел в комнату.

      Он услышал ее, отодвинул москитную сетку и увидел, что сестра съежилась в уголке.

      – Чего плачешь? – презрительно спросил он.

      Антонис глубоко презирал девчонок из-за того, что они, дескать, плачут по любому поводу. Он, мальчик, никогда не плакал, как бы сильно ни ударялся, как бы больно ему ни было. И даже когда он упал с лестницы на веранду и разбил голову, и лилась кровь, а дядя заклеивал его пластырем, он все равно не плакал.

      Его сестер это приводило в огромное восхищение. Из некоего уважения, так сказать, им было неловко плакать при нем. И теперь, когда он застукал сестру в слезах, она еще больше смутилась. Но не показала этого, а встала, не ответив.

      А Антонис сказал ей:

      – Дура! Пачкаешь наш двор, а потом еще и плачешь!

      – Я не из-за этого плачу, – сказала уязвленная Пулудья.

      – А почему тогда?

      – Потому что… – Она остановилась в раздумьях, какую бы причину предпочесть. И решила: – Потому что меня тетя отругает и даст шлепка!

      – Трусиха! – сказал брат.

      Пулудья воспряла.

      – Я не боюсь! – запротестовала она. – Тебе первому известно, что тетиной рукой не больно!

      – А что тогда?

      – А то! Я просто не люблю, когда меня шлепают!

      Антонис пожал плечами, вышел на балкон, схватился за перила и принялся пинать деревянную балюстрадку.

      – Вы, девчонки, по любому поводу плачете, – заявил он презрительно. – И сейчас ты нашла повод, будто тетя тебя накажет, а сама ничего не знаешь.

      – Так я же знаю, что она меня накажет! – сказала Пулудья. Она вышла за ним на балкон, схватилась за перила и тоже стала пинать деревянную балюстрадку.

      – Ничего ты не знаешь! С чего ей тебя наказывать?

      – Но ты