Калейдоскоп Брюстера. Гриша Поцелуйчиков

компания: девять немцев из Караганды, два литовца из Каунаса и один москвич, чуть-чуть не дотянувший до дембеля и отправленный на костылях домой.

      А так было жалко, так не хотелось уезжать!

      (армия, ХХ век)

      Восемь с половиной

      Дитё мерит мир тем, чего у него больше. А я мерил меньшим.

      Восемь с половиной пальцев моего отца на ногах и руках. Все, что осталось после фронта.

      Именно это была моя мера – восемь с половиной.

      (отец, детство)

      Домик в Коломне

      В кои-то веки попадешь в деревянный дом. Да еще такой – 1930 года постройки. И как только входишь, сразу понимаешь – он живой. Любой дом – это организм, но чаще всего – не разбери какой. И если все-таки живой, то это какая-то другая форма жизни.

      А тут подо мной сразу заскрипели ступеньки, да так громко, что со второго этажа кто-то спросил:

      – Петрович, это ты?

      И я ответил, почему-то не своим, а незнакомым, хриплым голосом:

      – Нет, не я.

      Потом поднялся на второй этаж, но никого там не обнаружил.

      Походил немножко, понюхал воздух и вышел на улицу.

      Странно это как-то все. Почему дом принял меня за Петровича? И, может, я его голосом как раз и ответил, и поэтому на меня никто не вышел посмотреть?

      (о себе, XXI век)

      Иное

      В юности иное прикасалось очень часто. Бежишь по улице, в голове – пусто, и вдруг словно попадаешь в столб невидимого света. Секунда-другая – опять московский тротуар. Иногда – прикосновение людей и ясное понимание, что это прикосновение значит гораздо больше. Иногда – чей-то рассказ. Взгляд, сон, лесная дорога, море и твое в нем одиночество…

      А потом – все реже. Скорее уже не иное, а – картины иного. Образы. Даже более яркие, накладывающие печать на душу. Но – картины.

      Эти картины – отражение. Они как будто существуют лишь для того, чтобы оправдать бесконечную суету жизни.

      Они – не как иное. Они приходят уже не ко мне, а к – моей жизни.

      (о себе)

      Филфак

      Из разговора с братом:

      – И почему все-таки в 60-х – начале 70-х филфак был лучшим факультетом?

      – Потому что на всех других гуманитарных факультетах МГУ было полно мудаков, которые считали, что здесь они могут получить образование. А на филфаке, наоборот, было немало студентов, которые понимали, что никакого образования они не получат. Окромя иностранных языков, естественно.

      (Университет, ХХ век)

      Друг уехал в Тарусу на ПМЖ

      И мы напились накануне почти как в старое доброе время. Сначала водка, а потом – пиво. Теперь и не купишь ночью ничего, так что пиво – вынужденное. Где те добрые таксисты нашей молодости? И под конец – полное – ты меня уважаешь?

      Хотя на душе былого благолепия нет.

      И, несмотря на то, что голова болит от этого пива уже второй день, вопрос: «А с кем теперь пить? Не только на конкретном Ломоносовском проспекте, а, так сказать, в масштабах близлежащих административных округов?» –