Калейдоскоп Брюстера. Гриша Поцелуйчиков

устраивали застолье, а дети выходили во двор. У каждого в руке был большой кусок пирога и какой-нибудь подарок. Все чинно ходили и берегли новые платья. Но к полудню подарки забрасывались, пироги съедались, и на смену приходили обычные детские игры.

      Потом взрослые тоже выходили во двор, кто-нибудь выносил патефон, и начинались танцы и пение частушек.

      Вечером молодежь – девушки и парни – уходили на Красную площадь. А дети к этому времени уже спали в чисто убранных комнатах под сенью букетов из березовых веток – уставшие, сытые и счастливые.

      (Москва, Краснопролетарская улица, праздники, ХХ век)

      Ветераны

      Эта история случилась в метро. Поздно вечером мы ехали всей семьей из гостей. Брату было около двенадцати, а мне – восемь. В вагоне, кроме нас, никого не было. На одной из остановок заходит мужчина, оглядывается, подходит и встает прямо над нами. Держится за поручень и, не отрываясь, смотрит на нас с братом. Одна остановка, две, три. Едем молча.

      И вдруг он начинает говорить быстрой скороговоркой, но довольно громко: «Почему вы – малолетние хулиганы – не уступаете ветерану место?»

      Мы с братом не знаем, что делать. Встаем и пересаживаемся на сиденье напротив. Мужик разворачивается и опять нависает над нами.

      Тут это замечает отец. Прислушивается к тому, что говорит мужик, подходит, хватает его за плечо и кричит: «Если ты, тыловая крыса, не отстанешь от моих детей, я тебе с большим удовольствием начищу физиономию от имени всех фронтовиков!»

      Лицо у отца становится совершенно белым.

      Мужчина мгновенно сдувается, ретируется в конец вагона и на следующей станции выходит.

      Сколько живу, не понимаю, как мой отец, хоть и инвалид войны, так сразу и безошибочно определил, кто находится перед ним?

      (Москва, отец, детство, ХХ век)

      23 февраля

      Отец никогда не причислял себя к армии и не праздновал 23 февраля. Он считал, что уход на фронт – это его личное дело и собственный выбор. И именно это – главное, а все остальное – неважно. Он пошел умирать, и никого, кроме него самого, это больше не касалось.

      Старший брат моей бабушки был профессиональным военным, в 18 лет был поручиком и имел три ордена. Правда, война была другая – Первая мировая. А на Вторую мировую его пускать отказывались. И он три года обивал пороги, рвался, писал письма, ругался с начальством и только в 1943-м попал на фронт.

      Ни пуля, ни снаряд его не задели, а свалила малярия в самый неподходящий момент – он должен был ехать в Москву на парад Победы.

      Потом короткое время была пора героев.

      Но вскоре танки пошли на переплавку, офицеров выгнали на улицу, а он с тех пор просто доживал свой век, со скорбью наблюдая за происходящим.

      Я ушел в армию со словами: «А пошло бы оно всё!»

      Через несколько месяцев я произнес эти же слова уже в армии, и с тех пор ее боеготовность понизилась ровно на одну единицу. Я ходил через день в самоволку, пил фруктово-выгодное вино и совершал марш-броски по сильно пересеченной