Треугольник Мастера Джи. Константин Серебров

была кристально ясной: Джи имел доступ к сокровищу, которое я желал приобрести любой ценой.

      В Кишиневе у меня были единомышленники, с которыми я обменивался литературой, но никто из них не встречал человека, знающего путь к высшему «Я». Мне казалось, что охотники за внутренней свободой будут счастливы встретиться с тем, кто укажет на отраженный свет внутреннего солнца. Мне хотелось предоставить им хотя бы один шанс.

      Первым на очереди был мой лучший друг Григорий. Десять лет он пытался достичь высшего «Я», сидя в отрешенной позе на крыше биологического корпуса Академии Наук. Он был аспирантом и писал диссертацию. Жил он на запыленном чердаке старой лаборатории, где валялись брошенные столы и сломанные стулья.

      Летние ночи он проводил на крыше, вглядываясь, как некий индийский йог, в далекие звезды, чтобы найти в бесконечном небе ту звезду, где провел свою прошлую жизнь. Он был уверен, что пришел на землю для того, чтобы именно здесь найти постоянно ускользающее «Я».

      Тело его было красивым и мускулистым – следствие его напряженных тренировок по системе Хатха-йоги. В него постоянно влюблялись студентки университета, но ему удавалось держаться в стороне, избегая мягкого женского плена.

      В запыленном углу его аскетического жилища лежала громадная куча книг, в которых он пытался найти метод, ведущий к полному освобождению.

      Но, когда я вошел к нему на чердак, я понял, что что-то случилось: книги покрывал толстый слой пыли. Я нашел своего друга на крыше, в безрадостном настроении, с потрепанной книгой доктора Штейнера «Как достичь познания высших миров» в руке. Он сидел на низеньком стульчике и наблюдал за медленно бегущим временем.

      – Я принес тебе важное известие, – сказал я ему.

      В отсутствующем взгляде Григория появился легкий интерес.

      – Я встретил человека, который знает, как открыть свою божественную природу, – воскликнул я радостно. – Он, я думаю, и тебя примет в ученики.

      Ты немного опоздал, – безучастно ответил он. И тут я увидел, как из двери, выходящей на крышу, появилось милое существо с худеньким личиком и большим животом, и, не обращая на нас внимания, стало развешивать на веревке рубашки Григория и цветное белье.

      – Вот, видишь? – заявил он. – С погоней за просветлением я завязал, оставлю это на следующее воплощение. Я выхожу из игры. Прошу тебя убраться из моей конуры и никогда не напоминать мне о прошлом.

      – Ну и влип ты, Григорий, – бросил я ему, – Как говорил Гурджиев, ты умрешь, как последняя собака под забором.

      И я с презрением удалился. Григорий молча наблюдал, как я спускался по лестнице, а я не оглядывался, зная, что ухожу навсегда.

      Когда я вернулся, Джи сидел в мягком коричневом кресле в гостиной; он пил чай и увлеченно читал все тот же толстый том Бердяева. Услышав, что я пришел, он оторвался от книги и вопросительно посмотрел на меня.

      – Я вот только что навестил своего давнего друга, много лет мечтавшего о внутренней свободе. Я хотел его познакомить с вами, но опоздал, он успел жениться на молодой