Высокие ступени. Сборник

где падает снег, паровозы идут по воде…»

      Там, где падает снег, паровозы идут по воде…

Б. П.

      Поезда в Поронайске идут по холодной воде,

      Проводник поднимает глаза к синеватой звезде,

      Машет ручкой составу зимой, а весною поёт,

      На любой остановке написано прописью: «Nord».

      Твой двойник до сих пор засыпает в зелёном купе:

      Сновиденье цветёт, и архангел сидит на гербе

      Незнакомого места и курит чертовский табак,

      И мальчишка стоит, точно некий из прошлого знак.

      Поронайский состав до Парнаса дотянет навряд:

      Отгадать парадиз стало трудно, а выглянуть в ад —

      Много проще, чем жизнь чешуёй зарифмованной скрыть,

      И архангел вверху продолжает взатяжку курить.

      Остановка. Вагон проводник открывает. Душа

      Вышла в мятом своём и куда-то идёт не спеша

      По воде ли, по суше… Ты выпустил слово. Ты сам

      Что-то плёл о таком полуночникам и поездам.

      Смотрит ангел-очкарик-двойник-одиночка на юг,

      Нет в печурке огня, тот, что бился, отбился от рук…

      Паровоз постоит и, заправившись сказкой морской,

      Станет слушать опять, как тоскует твой голос живой.

      «Сад говорил на языке жар-птицы…»

      Сад говорил на языке жар-птицы,

      Которая вчерашней сказкой снится

      И, как всегда, сулит жемчужный клад.

      Возможно всё, когда листвой смущённой

      Нагнётся жизнь и мальчик изумлённый

      Обнимет в сновиденье яркий сад.

      Сад скажет: что ты потерял, ребёнок,

      Тебя как будто видел я спросонок

      И забывал в потерянной листве?

      Кого ты ищешь, твой Мегрэ из книжки,

      Скурив две трубки, не откроет фишки:

      Кто твой отец? И с кем ещё в родстве?

      Глаза отводит старый сад, а ветер

      Перебирает тех, кого приметил,

      Когда смотрел, как дождь смывает все

      Следы того, кого признал бы малый,

      Селена впишет грустный взгляд в сценарий

      И остановит луч на той слезе,

      Что спрятана в подушку. Мальчик вырос…

      Отец – душа на ветер, торс – на вынос,

      И мать ни взглядом, ни молчаньем не

      Поможет больше. Там за облаками

      Вздыхает Тот, Кто вместе с рыбаками…

      Сад с головой в рубиновом огне.

      Неизвестный поезд

      Когда остановится поезд – случится весна,

      И трав малахитовых небо коснётся лучами,

      И ночь будет старым диспетчером осуждена,

      И жизнь постоит пять минут под большими часами.

      На скромном вокзале последний смещается снег,

      На ветке молчанья в жилетке нефритовой птица,

      На трёх облаках нацарапан туманный хештег,

      Кто первый заметит в вагон голубой превратится,

      И будет с гармошкою «катится, катится…» петь

      В дуэте с худым крокодилом, очкариком Геной,

      О счастье, с которым, обнявшись, легко умереть,

      Смирившись, как