Штрихи к моему портрету. Рассказки смешные и не очень. Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

в землю большой стол и длинные лавки возле него. На столе появилось вино, но совсем немного. Впрочем, Коле Дидину хватило и небольшой дозы. Он стал буянить, пока его не урезонили Юра Орлов и Павел Будник. Это был первый тревожный сигнал.

      Коля перешёл потом вместе с нами в первую школу, получил, как и Борис, золотую медаль, поступил то ли в МИФИ, то ли в МФТИ, но проучился всего один семестр и был отчислен. Его призвали в армию, но спустя месяц комиссовали. А кончил он весьма и весьма печально – умер, приняв смертельную дозу алкоголя.

      Но я отвлёкся. Следующим праздником после Нового года было 23 февраля, и мы, посовещавшись, решили устроить мальчишник. Договорились принести вина в школу, у кого, разумеется, найдутся на это деньги.

      Мальчишек было в классе мало – что-то порядка двенадцати или тринадцати. Вино принесли не все. Но не все и выпивали. А выпивали мы в ускоренном темпе перед уроком физкультуры. Мы переодевались в спортивную форму в классе, а девочки – в спортзале. В это время, просунув ножку стула в ручку двери, чтобы её никто не открыл, мы и опорожнили принесённые с собой посудины. А потом пошли в спортзал, где побегали, поиграли в волейбол, и нас окончательно развезло. Меня тогда от физкультуры ещё не освобождали.

      Мы учились в первую смену, а во вторую смену здесь занимались то ли первоклассники, то ли второклассники. Шариковых ручек тогда ещё не придумали, и они писали обычными перьевыми ручками, макая их в чернильницы. Эти стеклянные чернильницы-непроливашки стояли в ящичке на окне.

      И тут снова отличился Коля Дидин. Когда мы пришли из спортзала, чтобы переодеться (после физкультуры было ещё несколько уроков), Коля неожиданно схватил чернильницу и метнул её в печку. Она разбилась, на печке растеклось большое фиолетовое пятно. И пока мы осмысливали это, Коля, который захмелел больше остальных, продолжил своё чернилометание.

      Дурной пример заразителен. Как и все, я тоже вложил свою лепту в разрисовку стен. И мы опомнились только тогда, когда все непроливашки были разбиты.

      В дверь, закрытую, как обычно, на стул, уже ломились.

      – Немедленно откройте! – донёсся до нас голос директора.

      Боевой задор сразу исчез. Наступил час расплаты.

      – Кто? – первым делом спросил директор, который пришёл в сопровождении учителей-мужчин.

      Мы молчали.

      – Я спрашиваю, кто зачинщик? – ещё раз повторил директор.

      Коля уже спал за партой. Сваливать всю вину на него никто не хотел. И тогда я встал и признался:

      – Зачинщик я.

      Но тут поднялись Саша Гейдеко и Юра Березин:

      – И я! – едва ли не хором произнесли они.

      После этого встали и все остальные.

      – Мы, – сказал за всех Юра Орлов.

      Директор задумался.

      – Ладно, – вынес он свой вердикт. – Коль вы такие дружные, завтра приходите с извёсткой и щётками и белите стены. Но если вы ещё учините нечто подобное, пеняйте на себя. Выставлю всех с волчьим