За пределами спасения. Luchistyi Angel

страха сжимает ее сердце. Казалось, план сработал безупречно. А на берегу земляне затаили дыхание, вглядываясь в темнеющий океан, где их ждала лодку к свободе.

      Вкус свободы, терпкий и пьянящий, уже щекотал ноздри. Ветер, словно посланник надежды, трепал волосы Велии, а сердце, вырвавшись из клетки страха, билось в груди бешеной птицей. Лили, Марта и Эдгар, бледные, но решительные, ждали ее в конюшне. Лошади, чуя волнение своих всадников, нервно били копытами. Гарольд был в лечебном крыле, Гомеш – под замком. Путь к свободе был открыт.

      Но судьба, словно коварная и жестокая, готовила свой удар. Когда они прискакали на берег, их встретила гробовая тишина. Товарищи, словно тени, стояли на одной линии, их головы были поникшими, а плечи – сгорбленными. Предчувствие беды, холодное и липкое, словно змея, обвило сердце Велии. Что-то было не так. Очень не так.

      Внезапно из-за дюн, словно призраки, появились стражники. Они окружили беглецов плотным кольцом, их мечи блестели в лунном свете. Паника, словно чума, охватила ряды беглецов. Они метались, словно загнанные в ловушку звери, но выхода не было.

      И тогда появился он. Гарольд. Он стоял посередине этого карнавала, его лицо, обычно добродушное, теперь было искажено холодной яростью. Его голос, словно ледяной ветер, пронзил тишину ночи.

      – А я говорил, что у Гомеша кишка тонка, – произнес он, и каждое слово было словно приговор.

      Мир рухнул. Надежда рассыпалась в прах. Велия поняла, что она проиграла. Она подставила всех. Ее план, казавшийся таким безупречным, оказался ловушкой. Вкус свободы на губах сменился горьким привкусом поражения. Это был конец.

      Глава 12

      Камера допроса – каменный мешок, пропитанный запахом страха и отчаяния. Стены, словно исцарапанные когтями невидимого зверя, покрыты темными пятнами, напоминающими засохшую кровь. Воздух, тяжелый и спертый, словно пропитан болью и смертью. Тусклая лампа, свисающая с потолка, отбрасывает длинные, колышущиеся тени, словно призраки прошлых узников, шепчущие о несбывшихся надеждах и сломленных жизнях. В центре комнаты – стол, изъеденный временем и пылью, на котором лежат инструменты дознавателя – плеть, свернутая змеей, клещи, блестящие в полумраке, и раскаленные щипцы, ждущие своей жертвы. Пол, холодный и влажный, словно могильная плита, вызывает дрожь во всем теле. Здесь нет места надежде, нет места милосердию. Здесь царит лишь боль и страх. Здесь ломают волю, калечат души, вырывают признания. Это место, где заканчивается жизнь и начинается ад.

      В центре этого ада, смотря друг на друга, сидели Гарольд и Велия. С момента их поимки Гарольд не произнес ни слова. Он лишь смотрел, долго и пронзительно, его ледяной взгляд, словно острие кинжала, проникал в самую глубь ее души. А Велия, с неприкрытой дерзостью, отвечала на его немой вопрос. Ее взгляд, полный вызова и отчаяния, был словно щит, защищающий ее от его холодной ярости.

      – Неужели тебе было так плохо? – вдруг раздался его хриплый голос, разрезая тишину камеры, словно лезвие ножа. – Неужели я был настолько