Леди Макбет Мценского уезда (сборник). Николай Лесков

чувствую, засточертело.

      «Ну, – говорю ей, – извини, Варвара Петровна, очень тебе на твоем угощении благодарна, только уж больше пить не могу».

      Она пристает, потчует, а я говорю:

      «Лучше, мать моя, и не потчуй. Я свою плипорцию знаю и ни за что больше пить не стану».

      «Сожителя, – говорит, – подожди».

      «И сожителя, – говорю, – ждать не буду».

      Стала на своем, что иду и иду, и только. Потому, знаешь, чувствую, что в голове-то уж у меня чертополох пошел. Выхожу это я, сударь ты мой, за ворота, поворачиваю на Разъезжую и думаю: возьму извозчика. Стоит тут сейчас на угле живейный, я и говорю:

      «Что, молодец, возьмешь к Знаменью Божей Матери?»

      «Пятиалтынный».

      «Ну, как, – отвечаю ему, – не пятиалтынный! пятачок».

      А сама, знаешь, и иду по Разъезжей. Светло везде; фонари горят; газ в магазинах; и пешком, думаю, дойду, если не хочешь, варвар, пятачка взять, этакую близость проехать.

      Только вдруг, сударь мой, порх этак передо мною какой-то господин. В пальте, в фуражке это, в калошах, ну одно слово – барин. И откуда это только он передо мною вырос, вот хоть убей ты меня, никак не понимаю.

      «Скажите, – говорит, – сударыня (еще сударыней, подлец, назвал), скажите, – говорит, – сударыня, где тут Владимирская улица?»

      «А вот, – говорю, – милостивый государь, как прямото пойдете, да сейчас будет переулок направо…» – да только это-то выговорила, руку-то, знаешь, поднявши ему указываю, а он дерг меня за саквояж.

      «Наше, – говорит, – вам сорок одно да кланяться холодно», – да и мах от меня.

      «Ах, – говорю, – ты варвар! ах, мерзавец ты этакой!» Все это еще за одну надсмешку только считаю. Но с этим словом глядь, а саквояжа-то моего нет.

      «Батюшки! – заорала я что было у меня силы, во всю мою глотку. – Батюшки! – ору, – помогите! догоните его, варвара! догоните его, злодея!» И сама-то, знаешь, бегу-натыкаюсь и людей-то за руки ловлю, тащу: помогите, мол, защитите: саквояж мой сейчас унес какой-то варвар! Бегу, бегу, ажно ноженьки мои стали, а его, злодея, и след простыл. Ну, и то сказать, где ж мне, дыне этакой, его, пса подчегарого, догнать! Обернусь так-то на народ, крикну: «Варвары! что ж вы глазеете! креста на вас нет, что ли?» Ну, бегла, бегла, да и стала. Стала и реву. Так ревма и реву, как дура. Сижу на тунбе, да и реву. Собрался около меня народ, толкует: «Пьяная, должно быть».

      «Ах вы, варвары, – говорю, – этакие! Сами вы пьяные, а у меня саквояж сейчас из рук украдено».

      Тут городовой подошел. «Пойдем, – говорит, – тетка, в квартал».

      Приводит меня городовой в квартал, я опять закричала.

      Смотрю, из двери идет квартальный поручик и говорит:

      «Что ты здесь, женщина, этак шумишь?»

      «Помилуйте, – говорю, – ваше высокоблагородие, меня так и так сейчас обкрадено».

      «Написать, – говорит, – бумагу».

      Написали.

      «Теперь иди, – говорит, – с Богом».

      Я пошла.

      Прихожу через день: «Что, – говорю, – мой саквояж, ваше благородие?»

      «Иди, –