Леди Макбет Мценского уезда (сборник). Николай Лесков

как дочь родную, стало: «Постой же, – говорю ей, – постой, хоть чаю-то напейся!»

      «Покорно благодарю, – отвечает, – я у себя буду пить чай».

      Понимай, значит, – то, что у себя! Ну, бог с тобой, я и это мимо ушей пустила.

      «Где ж, – говорю, – ты будешь жить?»

      «На Владимирской, – говорит, – в Тарховом доме».

      «Знаю, – говорю, – дом отличный, только дворники большие повесы».

      «Мне, – говорит, – до дворников дела нет».

      «Разумеется, – говорю, – мой друг, разумеется! Комнатку себе, что ли, наняла?»

      «Нет, – отвечает, – квартиру взяла, с кухаркой буду жить».

      Вон, вижу, куда заиграло! «Ах ты, хитрая! – говорю, – хитрая! – шутя на нее, знаешь, пальцем грожусь. – Зачем же, – говорю, – ты меня обманывала-то, говорила, что к мужу-то поедешь?»

      «А вы, – говорит, – думаете, что я вас обманывала?»

      «Да уж, – отвечаю, – что тут думать! когда б имела желание ехать, то, разумеется, не нанимала б тут квартиры».

      «Ах, – говорит, – Домна Платоновна, как мне вас жалко! ничего вы не понимаете».

      «Ну, – говорю, – уж не хитри, душечка! Вижу, что ты умно обделала дельце».

      «Да вы, – говорит, – что это толкуете! Разве такие мерзавки, как я, к мужьям ездят?»

      «Ах, мать ты моя! что ты это, – отвечаю, – себя так уж очень мерзавишь! И в пять раз мерзавней тебя, да с мужьями живут».

      А она, уж совсем это на пороге-то стоючи, вдруг улыбнулась, да и говорит: «Нет, извините меня, Домна Платоновна, я на вас сердилась; ну, а вижу, что на вас нельзя сердиться, потому что вы совсем глупы».

      Это вместо прощаньято! нравится это тебе? «Ну, – подумала я ей вслед, – глупа-неглупа, а, видно, умней тебя, потому, что я захотела, то с тобой, с умницей, с воспитанной, и сделала».

      Так она от меня сошла, не то что с ссорою, а все как с небольшим удовольствием. И не видала я ее с тех пор, и не видала, я думаю, больше как год. В это-то время у меня тут как-то работку Бог давал: четырех купцов я женила; одну полковницкую дочь замуж выдала; одного надворного советника на вдове, на купчихе, тоже женила, ну и другие разные дела тоже перепадали, а тут это товар тоже из своего места насылали – так время и прошло. Только вышел тут такой случай: была я один раз у этого самого генерала, с которым Леканидку-то познакомила: к невестке его зашла. С сыном-то с его я давно была знакома: такой тоже весь в отца вышел. Ну, прихожу я к невестке, мантиль блондовую она хотела дать продать, а ее и нет: в Воронеж, говорят, к Митрофанию угоднику поехала.

      «Зайду, – думаю, – по старой памяти к барину».

      Всхожу с заднего хода, никого нет. Я потихонечку топы-топы, да одну комнать прошла и другую, и вдруг, сударь ты мой, слышу Леканидкин голос: «Шарман мой! – говорит, – я, – говорит, – люблю тебя; ты одно мое счастье земное!»

      «Отлично, – думаю, – и с папенькой и с сыночком романсы проводит моя Леканида Петровна», да сама опять топы-топы да теми же пятами вон. Узнаю-поузнаю, как это она познакомилась с этим, с молодым-то, – аж выходит, что жена-то молодого сама над нею сжалилась, навещать ее стала потихоньку, все это,