Там, где кончается волшебство. Грэм Джойс

Сушили, вялили, отжимали и настаивали, перетирали в порошок и вымачивали. А многое выбрасывали. Все, что не пригодилось, потеряло лечебные свойства, оказалось собранным не в ту фазу луны или когда слишком стемнело. А я, как попка, все повторяла и рьяно выполняла указания, хотя частенько в них сомневалась.

      Если бы вы знали, как красиво на рассвете в умытом росою поле, когда с земли дымками поднимается туман! Когда, едва касаясь влажной травы, ты будто нарушаешь чей-то сон. А в сумерках! Ты собираешь листья или ягоды, а кажется, что трогаешь руками сами сумерки, скатавшиеся в ватные комочки. Хоть на катушку их наматывай, такие осязаемые. Белые комочки по утрам, темные по вечерам.

      Тем утром, когда, груженные мать-и-мачехой, мы шли домой, Мамочка вдруг встала как вкопанная, опершись на клюку.

      – Задница чешется. К чему бы это?

      Ее вечная присказка.

      – Не знаю, – сказала я.

      Она всмотрелась куда-то в даль, за поле.

      – Мы далеко не все обговорили.

      Какое там! Мы даже не начинали. Но почему-то в тот день ее «не все» меня испугало. Испугало сильно, даже сильнее, чем когда в тринадцать лет она меня показывала госпоже. Скорее всего, меня насторожило, как она это сказала: отстраненно, не глядя мне в глаза, всматриваясь в даль.

      – Что ты задумала, Мамочка?

      – Это не я задумала, а судьба. Судьба задумала.

      – Иногда мне кажется, что это одно и то же.

      – А тебе не кажется, что ты грубишь?

      – Мамочка, умоляю, не томи.

      – Скоро тебе нужно будет Обратиться. А если я до этого помру? Кто тебе поможет?

      – Мамочка, ну сколько можно говорить о смерти? Ты же здорова как бык.

      – Я чувствую, что наше время было и ушло.

      – К чему такие мрачные мысли!

      – Да уж какие есть. Кто это к нам пожаловал?

      Действительно, на пороге нашего домика стояла женщина. Черная шляпка-колокол была надвинута на глаза, как будто гостья хотела остаться незамеченной. Я эту женщину не знала.

      – Понятия не имею. Интересно, что ей нужно?

      – Кажись, я эту кралю знаю. Ой, не к добру.

      Когда мы подошли, возникло секундное замешательство.

      – Мамочка, Осока… – начала женщина. Она казалась встревоженной. – Я Джудит, дочь Долл.

      И только тут я поняла, что знаю и ее, и Долл. Долл была «избранной», как Мамочка, но что-то между ними разладилось, когда я была еще ребенком, поэтому я их много лет не видела. На Джудит была длинная вельветовая юбка, сапоги на шпильках, в ушах болтались огромные кольца. Она кивнула мне как старой знакомой. Глаза ее сверкали, и я подумала: интересно, они только сейчас сверкают, потому что она нервничает, или всегда?

      – Я знаю, кто ты, – сказала Мамочка. – Что случилось?

      – Сначала я думала зайти в дом и подождать там, но потом решила: вдруг вы рассердитесь. Вот и ждала на крыльце.

      Мамочка никогда не запирала дверь. Уходя, она специально оставляла ее полуоткрытой, чтобы все видели, что она скоро вернется. Протиснувшись мимо Джудит, она жестом