Золушки из трактира на площади. Лесса Каури

помедлил с ответом. Потом пожал плечами.

      – Я его ровесник, наверное, поэтому…

      – Ты участвовал в прошлой войне? – продолжала Бруни.

      За все время отношений между ними это был первый разговор, в котором она могла хоть что-то узнать о любимом.

      Он поцеловал ее в лоб, встал, подошел к окну. Коротко ответил:

      – Да.

      Подперев голову рукой, Бруни разглядывала его – обнаженного – и ловила себя на мысли, что эти мгновения наедине омрачены толикой печали. Да, она любит его, но никогда не назовет своим! И Каю она нужна – но не настолько, чтобы, презрев правила, он сделал ее женой…

      – Я сказала Весю про новый факультет, – произнесла она, страшась молчания. – Он хочет учиться и служить Родине, как его собратья из Черного полка.

      Кай с интересом обернулся.

      – Ты их тоже видела вчера? Хороши, правда?

      – Правда, – кивнула Матушка. – Но они такие… пугающие!

      Он рассмеялся, вернулся, сел на край кровати и, посадив Бруни на колени, укутал в одеяло. Спросил неожиданно:

      – Сколько лет твоему парнишке?

      – Я… я не знаю! – растерялась она. – Время оборотней долговечней человеческого, а признаки возраста мне неизвестны.

      – Понял, – кивнул Кай. – Тогда я попрошу взглянуть на него Лихая Торхаша Красное Лихо, уж он-то не ошибается в таких вещах!

      – А кто это? – удивилась Матушка.

      Такое странное имя она слышала впервые.

      – Это их полковник. Он оборотень и мой побратим.

      – Твой побратим – оборотень? – испугалась Бруни. – Что это значит? Он тебя укусил?

      Кай посмотрел с изумлением, а затем расхохотался так, что повалился на кровать, увлекая ее за собой.

      – Нет, – пояснил он, отсмеявшись. – Просто однажды я спас жизнь ему. А он отплатил мне тем же. Это случилось давно, еще до войны. А на войне мы уже и не считали, сколько раз отводили смерть друг от друга… Когда он придет, угостишь его мясом с кровью? Он обожает стейки!

      – А когда он придет? – с опаской поинтересовалась Бруни, ловя жадные руки, вновь отправившиеся гулять по ее телу.

      – Завтра, – шепнул Кай, целуя ее в шею, – это все завтра…

* * *

      Питер уже минут пять топтался на пороге, как растерянный медведь, не решаясь войти, когда Ровенна сообщила Матушке о его появлении.

      Покинув кухню, Бруни вышла в зал и остановилась перед подмастерьем.

      Едва взглянув на него, вспомнила свой страх той ночью – не за себя, за Веся и родной дом. Вытянулась в струну, сжала кулачки и требовательно спросила:

      – Ну?

      – Ма… Матушка Бруни, прости меня ради Пресвятых тапочек богини Индари! – взмолился красный как рак Питер и окинул взглядом примолкших посетителей трактира. – Ничего крепче морса больше в рот не возьму! Вот будьте мне все свидетелями! Маменькой клянусь!

      Он так и сказал – «маменькой». И как ни зла была на него хозяйка трактира, сердце ее дрогнуло. Она посторонилась.

      – Входи, Питер. И помни – ты дал слово!

      Но молотобоец не спешил перешагнуть через порог.

      – Позволь