Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов. Флавиус Арделян

поближе к Сарбану и прошептал, обдавая вонью гнилых зубов:

      – Что тебе нужно от Папука?

      Сарбан бесчисленное множество раз репетировал следующие слова в холоде приходского дома и по дороге в Инфими. Рисовал в воздухе постыдные формы губами, глаза его видели то, что произносил рот, а желудок сжимался от омерзения, когда рождались в уме определенные мысли. Он эти два слова произнес десятки, сотни раз, и все-таки, ну надо же, когда он очутился так близко к решающему моменту и Папуку, они застряли в горле и отказались выходить. В глазах хозяина кабака заплясали искры, словно неведомые подводные твари подплыли к поверхности океана.

      – Ну? – спросил Папук.

      Сарбан молчал. В горле встал такой комок, что вот-вот начал бы выпирать через затылок; священник вспотел под полями своей большой шляпы, он казался самому себе кем-то другим – кем-то отвратительным. Папук откинулся назад и посмотрел на него с отвращением.

      – М-да… я-то думал… – сказал рыжий и уже стукнул своими палками об пол, когда Сарбан выплюнул два слова.

      – Парни. Помоложе.

      Папук устремил на него пронзительный взгляд, как будто не желая удовлетвориться наружностью, как будто высматривая мерзких тварей, копошащихся под кожей биварца, и Сарбан, желая продемонстрировать правоту собеседника, потупил голову.

      – А, так ты из этих, – проговорил трактирщик. – Рассчитаемся после, – прибавил он, указывая на одну из дверей.

      Сарбан поднялся, ощущая себя чужим в собственном теле, и вошел в темный проем. Помещение было узкое и длинное, с единственным окошком без стекла в дальнем конце. Лунный свет еле-еле озарял краешек соломенного тюфяка. Сквозь закрытую дверь доносились приглушенные отзвуки пьяных голосов. В темном углу кто-то шевельнулся. Сарбану показалось, что кто-то запутался в тяжелой занавеске, он тяжело вздохнул и собрался выйти обратно в зал, но не успел открыть дверь, как в углу зажглись свечи, и священник увидел, что не ошибся: часть стены на самом деле представляла собой плотную занавеску, за которой кто-то копошился. Он видел, как за тканью пляшут тени, трепещут в мерцании свечей.

      – Кто там? – выдавил Сарбан.

      Комок в горле не проходил, совсем наоборот, распухал и твердел, преграждая путь словам.

      – Что… – проговорил он и умолк.

      Худенькая ручка отдернула занавеску, и Сарбан увидел паренька с впалыми щеками, темноволосого, с испуганным, но ясным взглядом. Он держал в правой руке свечу, жестом приглашая гостя подойти ближе. Тогда-то Сарбан и понял, что за занавеской, которая так хорошо сливалась со стеной, была ниша, где и обитал малец. Одновременно до Сарбана дошло, что он голый.

      Парень засунул свечу в подсвечник рядом со своим соломенным тюфячком и начал застенчиво теребить себя за пенис.

      – Нет… прекрати… – сказал Сарбан и чуть не поперхнулся собственными словами. – Ты не должен… – проговорил он и отвернулся.

      – Я смогу, – сказал мальчик. – Подождите чуток…

      Он лег на живот. Отблески свечей плясали на них, будто в страхе избегая