Графиня на арене. Минерва Спенсер

до другого, и Джо унаследовала большинство его связей.

      Конечно, с ходом войны многое изменилось. Многие пропали без вести, кто-то погиб или присоединился к той или иной армии – часто против воли – и со многими знакомыми ее отца связь прервалась. С огромной радостью она узнала, что эти четверо – ее любимчики – живы, здоровы и готовы сотрудничать.

      Джо поднесла ко рту последнюю ложку тушеного мяса и уже подумывала о добавке, когда к ней на бревно подсел Эллиот.

      Она вопросительно взглянула на него, и он так тихо, что она едва расслышала, сказал:

      – Может, пройдемся? Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

      Дискуссия между остальными все больше накалялась, и они, кажется, позабыли про Джо и Эллиота.

      Джо кивнула и поднялась на ноги. Ангус, до этого дремавший на высохшем дереве неподалеку, встрепенулся, черные глазки блеснули в свете костра: ворон ждал знака следовать за хозяйкой, – а когда его не позвали, опять сунул голову под крыло и уснул.

      Вороны от природы дневные птицы, но Ангус понемногу привык к распорядку сна своей хозяйки, особенно после того, как она стала работать в цирке, и часто засиживался допоздна в отличие от диких птиц, но даже они, случается, просыпаются по ночам.

      Правда, то, что Ангус считал важным, не всегда казалось таковым Джо. Однажды кошка забралась на дерево, где он спал. Ангус проснулся, каким-то образом учуяв хищника. Спящая птица стала бы легкой добычей для обычной домашней кошки, но бодрствующий ворон – да еще и под два фунта весом – наводил страх даже на самых крупных кошек.

      Для незадачливой хищницы это наверняка была самая долгая и злосчастная ночь в жизни: Ангус безжалостно гонял ее вверх-вниз по дереву и с ветки на ветку, не давая возможности слезть и улизнуть.

      Конечно, Джо могла бы его остановить, но кто она такая, чтобы мешать Ангусу, если тот решил кого-то проучить.

      Следом за Эллиотом она пошла от костра к тому месту у речушки, скорее даже ручья, где они привязали лошадей.

      – Ты не против, если я покурю? – спросил он, поднося к губам небольшую темную сигару.

      – Не против, – ответила Джо, присаживаясь на пенек и наблюдая, как он вынимает из кармана кремень и огниво.

      Мунго тоже любил «подымить», как он это называл. Это вошло у него в привычку, когда он работал в Америке.

      Эллиот запрокинул голову, на мгновение блаженно прикрыл глаза и, медленно выдохнув прозрачную струйку серебристого дыма, смущенно улыбнулся.

      – Прости, я так давно об этом мечтал.

      – Мой дядя тоже обожал покурить, – сказала Джо, поражаясь собственной болтливости.

      «Просто ты не хочешь с ним расставаться».

      Джо хотела бы сама себе возразить, но знала, что это правда.

      – Вот как? – Он прислонился спиной к дереву, и тонкий месяц освещал серебристо-голубым светом только половину его лица. – Твой дядя был военным?

      – С чего ты взял?

      – Догадался. Это он тебя вырастил?

      Джо знала, что Эллиот наверняка изучил ее биографию вдоль и поперек, так же как она в Лондоне изучила