Моя Ойкумена. Михаил Резяпкин

наша порода чего-то значит! Сегодня на поясе дичь только у троих, включая тебя! Даже егерь сегодня пришел «пустым».

      – Ну, мне просто повезло! – напрашивался я и дальше на похвалу.

      – Правильно! Так и нужно говорить – не зазнавайся, пусть о тебе говорят другие!

      Ужин был настоящим праздничным пиром – варили утиный шулюм с потрохами и посвящали нас в охотники:

      – Ну что, за новичков!

      – Особенно за тех, кому сегодня улыбнулась Фортуна! – И, хотя нам с Олежиком пока еще не наливали, мы были пьяными от радости.

      Ночью егерь подстрелил цаплю для изготовления чучела по заказу музея, а главный болтун по кличке Пономарь схватил ее и понес. Она вдруг ожила, изловчилась и как даст клювом в лицо! Он завизжал как поросенок и начал отрывать ее руками от себя, а шея у нее длиннее, чем руки у Пономаря! Не отрывается! Она вцепилась ему клювом в нос и оставила кровавые следы. Все хохочут, а он орет:

      – Что ж вы ржете как кони? Она мне чуть глаз не высосала!

      Бедную цаплю в конце концов ошкурили, а чтоб мясо не пропадало, мы с братом забрали тушку и всю ночь варили на вертеле, пока взрослые храпели в палатках. Нам с ним не хотелось ложиться и бездарно заканчивать такой чудесный вечер. Цапля была жирная – сало с шипением капало на угли.

      – Ну что, может, пора пробовать?

      – Болотом пахнет! Прав был Пономарь!

      – Пахнет. А это хорошо или плохо?

      – Не знаю. Но с хлебом вкусно.

      К утру мы съели все без остатка, а косточки отдали собачкам, которые всю ночь составляли нам компанию у костра. Вот им-то точно нравится запах болота и вольной воли. За это я и люблю охотничьих собак!

      Иерархия

      После охоты мы с Олежиком поехали к деду на каникулы. Я рассказал брату о том, что у нас с друзьями создана тайная организация индейцев, и предложил вступить к нам, пояснив, что я избран там главным вождем. Олежик спросил, а почему именно я – главный вождь. Я подумал и сказал, что вождь должен быть храбрее всех и во всем показывать пример.

      – А почему ты считаешь, что ты храбрее?

      – Если сомневаешься, давай проверим. Сделаем что-то очень страшное.

      – Пошли в старую церковь!

      – Пошли!

      Заброшенная церковь стояла во дворе школы и была полуразрушена. Про нее ходили многочисленные истории-страшилки: то там убили кого-то, то там привидение видели. Ходить туда нам строго запрещалось, мы пришли в первый раз. Жуть началась прямо с порога. Внизу – вековые обломки дерева и листового железа, упавшего с куполов, – это все лежит здесь, наверное, со времен революции. Все заросло пылью, сверху – зияющие прорехи в куполе, через которые врывается ветер. Исцарапанные и расстрелянные лики осуждающе смотрят со стен. У Богородицы выбиты глаза. Я вообще с опаской смотрю на иконы, а расстрелянные образа – это просто ужас.

      С замиранием сердца пробираемся к центру, под свод, и видим наверху полуистлевшие бревна, перекинутые через балки под куполом. С уровня на уровень лежат наклонные доски, и вся эта конструкция ведет на самый