Эхо Преисподней. Максим Безликий

терминами, словно пытаясь скрыться за ней от ужаса, который окружал их, но наука молчала, словно устыдившись своей беспомощности, своей абсолютной неспособности ответить на вопрос, на который не было ответа. Все анализы были безупречны, как будто смерти просто… не было, словно они имели дело не с трупами, с их разлагающимися тканями, а с живыми, здоровыми людьми, которые почему-то вели себя так странно. Она была на грани отчаяния, ее обычно четкая логика, ее безупречная система анализа, казалось, сдавала, трещала по швам, не выдерживая напора этой противоестественной реальности. Она понимала, что-то, что происходит, не поддается никакому научному объяснению, что их знания бессильны перед лицом этого необъяснимого явления. Она чувствовала, как ее мир, построенный на фактах, доказательствах и законах природы, начинает рушиться, как карточный домик, и ее охватывал ледяной ужас от осознания того, что она ничего не может поделать, что она бессильна перед лицом этой тьмы.

      – Ну, что скажешь, Эмили? – спросил Рэй, откидываясь на спинку продавленного стула в конференц-зале медицинского центра, его голос звучал устало, хрипло и безнадежно, словно он уже не надеялся услышать ничего нового. Он откинул голову назад и закрыл глаза, пытаясь хоть на мгновение заглушить ту боль, ту давящую тяжесть, что сковала его, боль от вида тех ужасов, которые он видел в эти два дня, боль от чувства собственного бессилия.

      – Ничего, – ответила Эмили, ее голос был тихим, почти шепотом, полным разочарования и поражения. Она устало потерла глаза руками, словно пыталась унять ту головную боль, которая, казалось, раскалывала ее череп на части, от недосыпа, от пережитого напряжения. – Все анализы в норме. Никаких вирусов, никаких токсинов, ничего. Словно они все здоровы, словно они просто спят.

      – Здоровы, – повторил Рэй, открывая глаза и усмехаясь, его смех был горьким и саркастичным, словно издевка над самой ситуацией. – Да, это именно то слово, которое идеально подходит для оживших трупов, для разлагающихся кусков плоти. Здоровы. Как никогда прежде.

      – Я не знаю, Рэй, – проговорила Эмили, опуская руки, словно она сдалась. – Я просто не понимаю. Это не поддается никакому научному объяснению. Словно законы природы перестали действовать, словно мир сошел с ума.

      – Может, и перестали, – ответил он, глядя в потолок, словно там он мог найти ответ на все вопросы, словно он надеялся, что в пустоте он найдет ответ, которого нет в реальности. – Может, это вообще не имеет ничего общего с наукой. Может, мы ищем не там, где нужно. Может, нам нужно забыть все, что мы знаем.

      – Но где же нам тогда искать? – спросила Эмили, ее голос дрогнул, и в нем снова прозвучала нотка отчаяния, словно она не могла больше скрывать свой страх. – Где, по-твоему, лежит ответ, Рэй? Где нам искать, если не в науке? Что еще есть?

      Рэй промолчал, он сам не знал ответа на этот вопрос. Он просто чувствовал, всем своим нутром, всем своим существом, что причина кроется