Если ты смеешься… Армейcкая повесть. Сергей Грачев

быть, вполне способен также отправить и Митяя, да вот беда – слаб характером. Никита однажды был свидетелем представления, когда Штапиков пятьдесят раз поднял тяжелую армейскую табуретку, держа ее за кончик ножки! Качок.

      Воровато оглянувшись, рядовой Штапиков ловко расстегнул крючок на воротнике куртки «хэбэ» и растер бычью шею.

      – Скажи, друг Сережа, как солдат солдату. Почему ты терпишь Митяя, позоришь свой родной Воскресенск?

      – Ты еще армию не понял, – опустил глаза Штапиков.

      А он, Штапиков, понимает. Дай срок, Сережа, и согласно неписанным, но устоявшимся законам, именно тебя будут бояться другие новобранцы. Митяй тебе и в подметки не сгодится!

      Скоро построение, вечерняя поверка и – «отбой». А пока можно постоять на крылечке, покурить.

      – Махно! Мах-но! – почти змеиное шипение со стороны штаба заставило Никиту насторожиться, а затем и встревожиться, потому что под одним из зарешеченных окон маячила тощая фигурка прапорщика Кольчужкина.

      – Дзынь сюда!

      Рядовой Махнов подошел.

      – Глянь, – зашептал прапорщик, растягивая в полумраке свой тонкогубый рот в земноводную ухмылку. – Глянь, дылда. Да не на меня, в окно, в окно, на топчан! – и цепкие пальцы ухватили Никиту за локоть, грубо пихнули к темному окну медкабинета.

      Никита не сразу привык к царящему за окном мраку, но вскоре различил на медицинской кушетке обнажённые тела. Отчётливо белели полные женские ноги с круглыми приподнятыми над мужским телом коленками.

      – Это Ленин, – пояснил самодовольно Кольчужкин. – А на кого залез, не разберу. Может, ты признаешь? Я думал, опять латыш с Тонькой-учетчицей, но тот на жердь смахивает… Вон, вон, титьки светятся, признаешь?

      Никита отпрянул от окна. Он уже понял, с кем слюбился «ветеран» Ульянов, по светлым длинным волосам женщины. Медсестра Наташа, голубоглазая и круглолицая девчушка, краснеющая маковым цветом по всякому пустяку. Не устояла, выходит, перед статным русым туляком-гренадером. А без одежды она куда полнее…

      – Струсил ты, интеллигенция? – крикнул в спину Никите прапорщик, и тут же постучал в окошко, рявкнул: Боец, тебе помощь нужна? – его голос рассыпался старческим дребезжанием. – Куда? Стой! Держи свой штык… мозолистой рукой!

      Не хватало еще, чтобы Ленин застал рядового Махнова за подглядыванием! К Никите «старички» относились пока спокойно, может, присматривались. Рыжий краснопогонник Дзюба, откомандированный к ним в хозчасть в качестве сварщика, было заявил:

      – Подумаешь, – жена, дети, институт! Это никого не… «Дух» и есть «дух», а «духовенству» далеко до привилегий.

      Но его никто не поддержал. Дзюба – чужой солдат. Он зол на весь белый свет. После первой же ночевки он обнаружил пропажу ремня – кожаного, расслоенного, с плоской маленькой бляхой, на которой лучики от звезды обточены, – стильного «черпаковского» ремня. Он хотел в отместку взять в оборот