На солнце и в тени. Марк Хелприн

видом сказал драматург. – А ты разве нет?

      – Нет, Бартон, я не надеваю.

      Кэтрин была уже на улице, переодевшись, но забыв снять грим. Она словно парила над тротуаром, полная веры, чувствуя себя так, будто знает будущее или будто ей не надо его знать.

      Гарри продолжал думать о пароме, о том, как тот свел его с ней, о том, как быстро все произошло, и о том, как сильно все укоренилось. Когда в четверг она вышла из театра, он был в цеху чуть больше чем в миле от нее. Пока он переходил с места на место, помогая там, где это требовалось, окна были открыты, и он слышал колокола, уличное движение и отдаленный грохот надземки, возникавший и исчезавший вместе с ветром. Где-то в этом море звуков находилась она, идущая, или сидящая, или, возможно, смотрящаяся в зеркало в своей гримерке, где электрический свет заливает ее лицо.

      Когда Гарри помогал переносить наковальню, к нему скользнул Корнелл. Возможно, из-за того, что он был высок и худ, а также достаточно стар, чтобы относиться к артриту с почтением, у Корнелла была легкая походка.

      – Ты не мог бы зайти в офис? – спросил он так, словно приказал.

      Опустив наковальню, Гарри вошел в офис и закрыл за собой дверь – по выражению лица Корнелла ему показалось, что так надо.

      – Мы только что потеряли половину в «Саксе» на Пятой авеню, – сказал Корнелл, имея в виду их давнюю торговую точку в универмаге «Сакс».

      – В самом деле?

      – Они позвонили. Даже письмом не удостоили. Вот ведь как. Наша витринная площадь уменьшится в два раза – и, само собой, заказы тоже.

      – Им никогда не нравилось, что за углом у нас свой магазин, – сказал Гарри, сияя.

      – Чему ты так радуешься? Ты не спятил?

      – Нет.

      – В чем тогда дело?

      – Ни в чем.

      – У нас появилась новая торговая точка?

      – Разве?

      – Тогда в чем дело? Посмотри на себя, – раздраженно сказал Корнелл. – Мы могли бы сэкономить на электричестве, если бы вкрутили в тебя несколько лампочек. Должно быть, это женщина.

      – Так и есть. Женщина.

      – Господи. Хочешь сняться с комиссии? Это большая точка.

      – Думаю, да.

      – Что ты думаешь? Что снимаешься с комиссии или что это большая точка?

      – И то, и другое.

      – Ты не мог бы отложить это на какое-то время?

      – Нет. В воскресенье у нее помолвка с одним типом, которого она не любит. Он спит с ней еще с тех пор, как… она была совсем юной, и он вдвое ее старше.

      – Как ты только мог спутаться с кем-то наподобие?

      – Не знаю. Видимо, меня привлекают низшие слои общества.

      – Похоже на то.

      – Я ни на миг не могу о ней забыть. Ей всего двадцать три, и все же она думает и чувствует так, что одно возвышает другое. Большинство людей до этого даже не доходят. Словно когда они видят, то перестают слышать, а когда слышат, то ничего не видят. Разделять чувства нас не учили, но в отношении сердца и разума это чистая правда. Я сказал ей об этом. Она и сама об этом думала. Это было, когда мы ужинали в греческом ресторане. Я думал, она меня даже