Дети разлуки. Васкен Берберян

из них на руки, тут же оба начинали отчаянно плакать, заставляя ее положить младенца обратно, рядом с братом. И только снова почувствовав близость, ручку одного на животике другого, носик, упирающийся в щечку, ножку, застрявшую между ножек брата, они успокаивались и с самыми милыми улыбками снова засыпали.

      – Кто из них первый? – спросил однажды Сероп, которому никак не удавалось различать близнецов. Он только что вернулся с ночной смены и, не переодеваясь, сел рядом с Сатен на кровать, глядя на спящих детей.

      – Тот, у которого губы тоньше, – ответила она.

      – Этот?

      – Да нет же, другой!

      – Мы должны дать им имена.

      – Ты все равно не сможешь узнать, кто первый, а кто второй, – сказала жена, посмеиваясь.

      – Метки какие-нибудь придумаю, справлюсь.

      – Хорошо, какие имена?

      – Первого мы назовем Торос-ага в честь моего отца.

      – А второго?

      – В честь твоего.

      Сатен с сомнением покачала головой:

      – Не подойдет, мы должны дать им такие имена, которые отражали бы их особенность.

      – То есть?

      – Ну, что они родились вместе, что похожи как две капли воды.

      – И где же мы найдем такие имена?

      Сатен вздохнула:

      – Не знаю таких два имени, чтобы, зовя одного, не мог бы не думать о другом.

      – Что-то очень сложно… – проворчал Сероп, поднимаясь.

      Она проводила его взглядом. Ей показалось, что он еще больше похудел, плечи еще больше согнулись, лицо постарело. Вот уже несколько дней дети не давали ему спать, а Серопу очень нужно было отдохнуть после тяжелой работы на фабрике.

      – Будешь суп? – спросила она, вставая с постели.

      Один из мальчиков проснулся и заплакал, тут же за ним последовал и второй. Мать закатила глаза к небу, смирившись, и посмотрела на мужа, который уже сидел за столом, ожидая ее.

      – Кажется, подошло время кормления, – сказала она и снова села на кровать.

      Он только покорно проворчал что-то себе под нос.

      Сатен высвободила груди и, взяв близнецов, приложила их к соскам.

      – Мои ангелочки, – прошептала она.

      Сероп отвел взгляд, засмущавшись от вида обнаженной груди жены, но в то же время его тронула эта сцена материнства в самом естественном ее проявлении. Сатен, как львица, неприкосновенная и гордая, со своими детенышами, прильнувшими к сосцам. И вся комната наполнилась нежностью и любовью.

      – Придумала! – вдруг воскликнула она с довольной улыбкой.

      Сероп поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.

      – Имена, я придумала имена!

      Сероп все еще удивленно смотрел на нее и медленно жевал кусок хлеба.

      – Одного мы назовем Микаэль, – сказала Сатен, наклоняя голову направо, – а другого – Габриэль, – добавила она, показывая на ребенка слева.

      Муж остался безучастен к этому