Странствия Света. Иван Пустельга

и как, подобно второй заре, полился в умирающую тёплый золотистый свет.

      – Крови стало меньше, – взволнованно прошептал Невейн.

      Волна сияния впиталась в место ранения.

      Невейн прижал ухо к губам девушки, и радостная улыбка озарила его лицо впервые за неслыханно долгое время.

      – Она дышит, святой отец! Она дышит… Вы совершили чудо.

      И он с чувством обнял старика.

      – Неположенное чудо, – усмехнулся священник. – В монастыре не обучают таким вещам. Это запретное знание, которое я усваивал и применял втихомолку, как вор.

      – Если вы что-то и украли, то разве только смерть этого несчастного создания. Хотел бы я стать мошенником такого свойства, бог нас всех сохрани! Отдал бы за это корону, честное слово, хотя… она и так, к счастью, не моя.

      Монах покачал головой.

      – За такую кражу нас могут привлечь к ответу… например, те люди снаружи. У меня у старика такое предчувствие, что они на нас за что-то очень сильно обижены. Хотя наверняка утверждать не берусь. Просто… рясой чую.

      – Ваша ряса сказала вам правду. Они хотят убить нас.

      – Разве мы что-то натворили, пока я спал?

      – Нет. Они мстят не за то, что сделано, а за то, что не сделано. За мою непролитую кровь.

      – Эк! А чего ж они не идут поубивать нас?

      – Этого я и сам не знаю. В принципе, по моим подсчётам мы уже должны быть мертвы или, как минимум в плену, – приободрившись, лепетал Невейн. – Надо посмотреть, что за бардак там творится на этот раз…

      И он высунулся в одно из каменных окошек, проделанных архитектором по имени Время.

      – Ладно уж, придётся взять на веру. Но ты мне объясни всё потолковее… потом. Когда у меня будет побольше вина, чем осталось сейчас в моём отощавшем бурдюке. Чтоб понять такое, понадобится три таких, не меньше. Так ряса говорит.

      – Если мы выживем, добрый монах, у тебя будет вдоволь вина на всю твою – дай бог долгую – жизнь.

      – Спасибо за щедрость, мой дорогой мальчик! Она греет мою грешную душу в час испытания.

      Отвратительная симфония воплей на подступах к часовне сменилась чем-то невообразимым. Однажды Невейн видел картину, изображающую конец света, где посланные божеством всадники мучили и терзали людей: сейчас ему казалось, что та картина ожила, и её жуткие краски… зазвучали.

      Понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить то, что там творилось, и рассмотреть за пеленой летящих кровавых брызг воина, охваченного небывалой яростью. Он узнал его по доспехам, хотя их сверкающая поверхность быстро алела. Своего самого старшего брата, Ариануина.

      Так, наверное, могло бы выглядеть в древности божество войны, если бы скульптор искал натуру для композиции, запечатлевшей в камне злость и неистовство. Трудно было поверить, что там, снаружи бьётся его дорогой брат, Ари, добрый и отважный человек. Но видя врага и несправедливость, бесчинство сильных над слабыми, он терял самообладание, мудрость и крупицы милосердия. Ничто не могло его остановить, он не единожды бросался в такие