Фаранг. Евгений Шепельский

цели достиг – яджа рефлекторно разжал руки. Мощным ударом я-Джорек обрушил его на пол.

      – Ичих… а-а-а…

      Я свалился рядом, не закончив боевого клича – два жбана пива с каким-то снотворным отваром наконец подействовали.

      13

      – О-о-остроу-хи-и-и-ий! О-о-остроу-хи-и-и-ий! У Иммо и Тинни родился остроухий ребенок!

      Вопли старой повитухи эхом отдаются в моих… острых ушах. Повитуха резво ковыляет по главной улице деревни, прижав к груди крохотный сверток. В свертке – я. Остроухий. Верчу головой. Вижу дома. Раннее утро. Дымки из труб устремляются в осеннее свинцовое небо.

      Повитуха ковыляет от дома к дому. Стучит в стекла. Орет. Родился остроухий. Я.

      Я верчу головой. Слышу, как собирается за повитухой толпа. Мне страшно, но я не плачу. Смотрю внимательно. На горизонте вижу скалу, похожую на человеческий череп. Над скалой в просвет туч виднеется бледное солнце.

      Повитуха подходит к богатому дому – очевидно, здесь живет староста, забирается на крыльцо, поворачивается и высоко поднимает сверток в воздух. Толпа без меры возбужденных селян взирает на меня с ужасом.

      – Семь лет несчастий для деревни! Семь лет! – вдруг вскрикивает кто-то. И сразу же сотни глоток подхватывают его истерический клич:

      – Семь лет несчастий! Родился остроухий! Семь лет неудач, болезней и голода!

      На крыльцо выходит староста – похожий на гнома сморщенный человек. Долго смотрит на меня. Трогает заскорузлыми пальцами мои крохотные розовые, остроконечные ушки.

      Испускает тяжелый вздох. Поворачивается к толпе. Вздыхает снова. И громко:

      – Убейте ребенка! Убейте мать! Убейте отца! Дом сожгите!

      Вдруг – конский топот. Далекий. Затем близкий. Толпу раздвигает группа всадников. Не могу их разглядеть… меня держат вполоборота. Алые плащи…

      – Отдай ребенка.

      Голос скрипит, как свежий снег под сапогами.

      Меня передают в другие руки. И – надо же такому случиться! – в момент передачи роняют.

* * *

      Кто-то хлопал меня по щекам, настойчиво и властно.

      – Ну, ну, Лис, просыпайся.

      Я замычал, потом рыкнул: кто смеет бить Джорека, великого героя? Сейчас как встану, как врежу!

      – Давай, давай, Джорек, кончай спать! Ура, траля- ля, на небо выползла заря! Пора подниматься, за работу приниматься!

      Удары по моему лицу стали сильней, яростней, меня колотили с наслаждением.

      – Ну, хватит дурочку валять! Мне известно, что твое тело справляется с любым ядом! – Он мерзко и двусмысленно хихикнул.

      В моих глазах понемногу прояснялось. Я увидел красную мозолистую ладонь, летящую к моему лицу, и, на рефлексах Джорека, попытался ухватить ее зубами.

      Йорик рассмеялся.

      – Узнаю Лиса!

      Я попытался сфокусировать взгляд на Йорике. Со зрением были какие-то нелады, но пленка перед глазами быстро рассасывалась. Крохотные гномы в моей голове колотили молоточками по вискам и затылку, но уже лениво, видимо, им хотелось спать.

      – Ох-х…

      – Во-от, очухался, радость ты моя семипядная!