Полет в Эгвекинот. Полина Михайловна Разницина

закончила любовью.

      Конечно, я не отдавала себе в этом отчета вплоть до самого выпуска. Был найден «объект», через который я любила свой Лицей все теми же, описанными ранее, этапами. Но он – лишь одна из составляющих моего Лицея, одна из важнейших. Размышляя над прошедшим, сегодня я прихожу к выводу, что каждый, кто так или иначе связан с Лицеем, мне приятен. Мой Лицей – это гораздо больше, чем один человек и больше, чем все те, кто меня там окружал. Это целые пленки памяти, тома действий и слов, и да, конечно, люди.

      Но тогда я еще не знала, на что подписалась. Мне нравилось обнаруживать у себя эмоции, которые до Лицея некоторое время уже казались атрофированными. Я бездельничала и была счастлива.

      Николай Васильевич больше не пугал. Стало ясно, что относится Барс ко мне исключительно по-доброму, несмотря на «учебные прегрешения», и я вовсю этим пользовалась. И, если уж быть совсем откровенной, тогда, пожалуй, вообще ничего не пугало. Я была не в себе: я была в другом человеке. На лекциях я рисовала на полях рогатых нелюдЕй, и иногда даже, окончательно осмелев, переворачивала тетрадь: сзади обитали стихи. Не пугали ни причитания Евгении Александровны: «Варечка! Надо браться за ум. В Лицее не так просто остаться…», ни пророчества Николая Васильевича: «Варя! Ты не понимаешь! Никто никуда не проскочит! Ты вылетишь отсюда к черррртовой бабушке!» Иногда, впрочем, меня посещали «смутные сомнения», но они тут же отбрасывались. Не может кончиться плохо, то, что начинается так хорошо.

      Моя голова исправно не допускала в мысли чего-то такого, чего выносить не хотела. Слова «расставание» и «разлука» в ней просто не уживались. Они перерастали в «еще есть время», будь то экзамен или предстоящий выпускной, вплоть до того момента, когда «время» вдруг (и это неизменно было мучительно и неожиданно) заканчивалось. Я никогда не видела «конца» Лицея, только чем меньше мне оставалось, тем больше нервничала, суетилась, металась. Это как знать наперед, что завтра наступит конец света – вроде и должно быть отчаянье, а вроде и вот он я – с руками и ногами, живой – разве меня может не быть? Мысли о том, что Лицей останется в прошлом, не пугали: не верилось, что то, что так крепко в меня вросло, в один момент исчезнет. В конце должно было быть чудо, какой-то завиток, чтобы все вечно повторялось, а с приближением черты, время бы вдруг остановилось, или, чем ближе я подходила, тем медленнее оно шло, а я…может, я гипербола?

      Глава 16. И снова Ахиллесова щиколотка

      «Штопаный-перештопаный, мятый, битый! Жизнь, – говорю я,– жизнь все равно прекрасна!»

      Юрий Левитанский

      Чтобы перейти из девятого класса в десятый можно было пойти несколькими путями. Первый, мною не рассматриваемый, видимо, принципиально – быть хорошистом или отличником. Второй – сдать один из множества пробных экзаменов. Третий – МЦКО. И четвертый – последний шанс – набрать проходной по ОГЭ. Три первых пути я, предсказуемо, презрела, а пока «презирала» третий, успела по второму кругу сломать ногу. Как сейчас помню: закатное