Полет в Эгвекинот. Полина Михайловна Разницина

впереди, Тимофей на это возражал, что тяжелее всего прикрывать тыл, а я твердила, что, будучи центральным звеном, отвечала за Яну, да и бежать мне было тяжелее всего: не отстать – не ускориться! Яна не доказывала ничего и только время от времени силилась внести свою лепту:

      – А я с братом тоже однажды на заброшку ходила, и там нас страйкболисты поймали, и они…

      Но нам было не до историй. Мы мерились, кто из нас больше мужик!

      Глава 15. Большая Л

      «Я дышу – и значит, я люблю!

      Я люблю – и значит, я живу!»

      Владимир Высоцкий

      Лицей стал моей первой и самой большой любовью. Это я берусь утверждать уже сейчас, потому что сильнее любить отказываюсь во избежание непредвиденных катастроф: дальше весь персонал пятнадцатой больницы бессилен – сразу осиновый кол в сердце и в десятый морг.

      Я давно заметила: мои желания сбываются всегда. Иногда даже кажется, что в какой-то упущенный момент я заключила договор с чокнутым магом-недоучкой и просто Великим шутником.

      Отлично помню один солнечный весенний день, проведенный в гостях у подружки из «прошлой жизни» (со скалодрома). Сидели мы шумной, веселой компанией и играли в «я никогда не». Суть игры замечательна и проста. На двух руках десять пальцев – их положено «терять». Участники должны находиться в кругу и по очереди признаваться: «Я никогда не…» – и любое действие. Если кто-то из присутствующих (в том числе загадавший) это делал, он обязан загнуть палец. Как только пальцы кончатся, ты выбываешь. Побеждает тот, кто остается последним.

      Не могу сказать, что была в восторге от этой игры, потому что постоянно в ней выигрывала. Повода для радости я здесь не наблюдала. Выходило, что другие в жизни успели попробовать куда больше (пускай я и оказалась одной из младших в компании – это не успокаивало). И вот, когда кончились все «я никогда не курила, не пила ничего крепче шампанского (и то на новый год), после девяти одна не гуляла, не целовалась ни с какими, подозрительными и не очень, субъектами» и в кругу, помимо меня, оставалась лишь тройка непробиваемых ЗОЖников ботанического разлива, настало время козыря:

      – Я никогда не влюблялась.

      Это была абсолютная правда, которая, меж тем, вызывала во мне немалое беспокойство. То, что прошлые «отношения» вышли несколько скоропостижными и глубины в них оказалось не больше, чем в редких, скучающих мыслях из серии «так что же такое любовь, и с кем ее едят», сомневаться не приходилось. И потому я, не без гордости за собственную «фригидность» отметила, что все оставшиеся игроки загнули пальцы. И тут же огорчилась. Мне ведь было целых пятнадцать лет! ЦЕЛЫХ ПЯТНАДЦАТЬ! Конечно, это могло означать только одно – жизнь почти прошла мимо, а из-за угла злорадно скалится одинокая старость, помахивая справочкой: совершенная асексуальность, полная аромантичность, безупречная невлюбляемость – абсолютный абсолют бесчувственности. Занавес. И на похоронах моих скажут, что никогда я не влюблялась ни в кого и никого не любила (только маму) и умерла от чахотки при виде Тургеневской девушки.

      К несчастью, девчонок в компании было много. Со всех