Долгая дорога в дюнах. Олег Руднев

по плечам волос. Потянулась и замерла, повисла в воздухе.

      – Ступай спать, Марта, – непримиримо произнес он. – И выкинь глупости из головы. Ты вольна поступать как знаешь. Но я тоже слов на ветер не бросаю.

      Девушка встала, не поднимая глаз. Непроницаемой, каменной, как у отца, маской застыло ее лицо.

      Ветер гнал с моря рваные, клочковатые тучи. В просветах мелькала луна. В ее призрачных лучах темнела над запрудой громада старой водяной мельницы, едва различимая в густых зарослях кустарника и травы. Монотонно журчала вода. Ее серебряный перезвон глухо доносился наверх, где на дощатом настиле под самой крышей, на ворохе сухого сена, сидели Артур и Марта. Через проем выбитого окна на них струился лунный свет. Они сидели, тесно прижавшись, взявшись за руки, слушали мелодичный говор воды.

      – Знала бы ты, как мы, мальчишки, завидовали рыбакам, когда они возвращались с острова Роню. Нам казалось, будто это какая-то сказочная земля. Отец обещал меня взять туда, да так и не успел. А теперь…

      – Вы надолго уходите? – спросила Марта.

      – Море есть море. Лососю не прикажешь, когда в мережу лезть. Думаю, на неделю.

      – Значит, не проводишь меня?

      Артур не ответил. Только зло стеганул веточкой по соломе.

      – А может, все-таки вместе уедем в Ригу? Тебе же всего год остался…

      Он пожал плечами.

      – А мать? – Помолчал, прислушиваясь к звону воды. – Ты больше не пробовала говорить с отцом?

      Она ответила не сразу.

      – Думаю, пока не окончу университет, бесполезно.

      – Четыре года, – горько усмехнулся Артур.

      – Ну и пусть четыре! – Марта порывисто прижалась к нему, прошептала жарко и трепетно: – Все равно я твоя… Понимаешь, твоя. На всю жизнь.

      Он бережно целовал ее тревожно распахнутые глаза. Серебряным звоном журчала в призрачном сумраке вода, плыли над старой мельницей просвеченные луной тучи. Марта и Артур лежали, обнявшись, в мягком, душистом сене.

      – Марта… Любимая… Ты не пожалеешь потом? Не будешь меня проклинать?

      Слезы и улыбка, чистая, как весенний луч, осветили ее лицо.

      – Молчи-молчи! О чем мне жалеть? Я – твоя жена.

      На рассвете, еще затемно, рыбаки собирались выходить в море. Грузили снасти, ровно постукивал на малых оборотах двигатель.

      – Все тяп-ляп… Черт их знает, – бурчал не проспавшийся после вчерашней попойки Марцис. – Лишь бы побыстрее.

      Лаймон несколько раз искоса взглянул на Артура – тот был, что называется, сам не свой. Уронил канистру с горючим, поднял, снова упустил из рук.

      – Ты что такой смурной? – скрывая за улыбкой тревогу, спросил Лаймон. – Новые долги завел?

      – Считай, что так, – путаясь в сетях, ответил Артур.

      Они уже отошли на порядочное расстояние от берега, когда небо над поселком окрасил непонятный багровый отсвет. Легкий ветерок принес оттуда тоскливый звон колокола.

      – Пожар! Ей-богу… – тревожно выдохнул Марцис.

      Теперь все, не отрываясь,