Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

нет. Глафира Семеновна протащила мужа два-три дома вправо от перчатки и два-три дома влево – подъезды имеются, но вывески гостиницы нет.

      – Господи Боже мой! Да куда же наша гостиница-то делась? Явственно помню, что против перчатки, а вывески нет, – говорила Глафира Семеновна.

      – Решеточки с ши…

      – Молчи! Надо в перчаточный магазин зайти и спросить, где тут гостиница. Ведь уж наверное перчаточник знает.

      – Вот и отлично, Глаша. Зайдем. А я тебе пару перчаток куплю. Перчаточник этот давеча днем удивительно как мне понравился. У него лицо такое, знаешь, пьющее…

      Супруги перешли улицу и вошли в перчаточный магазин. Перчаточник, как и утром, встретил их опять в одном жилете.

      – Vous voulez des gants, madame? – спросил он.

      – Вуй, вуй! Ну аштон де ган. Но дит же ву при – у э готель иси? Ну завон арете дан готель е ну завон ублие ле нумеро. А вывески нет. Нон екри сюр ля порт. Ну рюсс… Ну де Рюсси… – пояснила Глафира Семеновна.

      – Vous désirez les chambres garnies, madame?

      – Вуй, вуй… Должно быть, ле шамбр гарни. Там эн вье мосье хозяин и ен вьель мадам.

      – Voila, madame. C’est la porte des chambres garnies, – указал перчаточник.

      – А пуркуа не па зекри сюр ля порт?

      – Ces chambres sont sans écritaux, madame. Voilà la porte[203].

      – Здесь, здесь… Только без вывески. Подъезд напротив, – радостно проговорила Глафира Семеновна.

      Выбрав себе перчатки, она повела мужа из магазина. Николай Иванович было обернулся к перчаточнику и воскликнул:

      – Рюсс е Франсе… Бювон ле вен руж. Вив ля Франс![204]

      Но Глафира Семеновна просто напросто выпихала его за дверь.

      Через минуту они звонились у своего запертого уже подъезда. Им отворил сам старик-хозяин.

      В глубине подъезда стояла старушка-хозяйка.

      XXXVI

      Забравшись к ceбе в пятый этаж, а по-парижски – только в «troisième», супруги задумали напиться чаю с бутербродами. To есть задумала, собственно, одна Глафира Семеновна, ибо Николай Иванович был совсем пьян и, сняв с себя пиджак и жилет, пробовал подражать танцовщице из египетского театра, изображая знаменитый «danse de ventre», но ничего, разумеется, не выходило, кроме того, что его качало из стороны в сторону. Ноги окончательно отказались ему служить, и он проговорил:

      – Мудреная это штука – танцы животом, особливо при моей телесности.

      – Кончишь ты ломаться сегодня или не кончишь! – крикнула Глафира Семеновна.

      – Да за неволю кончу, коли ничего не выходит. Нет, должно быть, только те египетские мумии и могут этот танец танцевать.

      – Клоун, совсем клоун! И что это у тебя за манера дурака из себя ломать, как только выпьешь! – воскликнула Глафира Семеновна и стала звонить слугу в электрический колокольчик.

      Позвонила она раз, позвонила два, три раза, но все-таки никто не показывался в дверях.

      – Спят там все, что ли? – проговорила она. – Но ведь всего еще только одиннадцать часов.

      Она позвонила в четвертый раз. В коридоре послышались шаги

203

– Хотите купить перчатки, мадам? – Да, да! Мы покупаем перчатки. Но скажите, пожалуйста, где здесь отель? Мы остановились в отеле, и мы забыли номер… Не написано на двери. Мы русские… Мы из России. – Вы хотите меблированные комнаты, мадам? – Да, да… Должно быть, меблированные комнаты. Там старый месье хозяин и старая мадам. – Пожалуйста, мадам. Вот дверь в меблированные комнаты… – А почему на двери не написано? – У этих комнат нет вывески, мадам. Вот дверь.

204

Русский и француз… Выпьем красного вина. Да здравствует Франция!