Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

За что же такое стеснение? Что же это, наши деньги хуже, что ли!

      – Не знаю, не знаю… Экуте! Что же это такое! Ну вулон сюр лекспозицион! Ну вулон ашете билье – и нам не продают! – возмущалась Глафира Семеновна. – Билье, билье… Где же купить? У ашете?[166]

      Она размахивала даже зонтиком. К ней подошел городовой и сказал по-французски:

      – Купите вот у этого мальчика билеты – и вас сейчас впустят. Без билета нельзя.

      Он подозвал мальчишку с билетами и сказал:

      – Deux billets pour monsieur et madame[167].

      – Ну скажите на милость! Даже сами городовые поощряют барышников! У нас барышников городовые за шиворот хватают, а здесь рекомендуют! – восклицала Глафира Семеновна.

      Пришлось купить у мальчишки-барышника два входных билета за шестьдесять сантимов и вторично встать в хвост. В хвосте пришлось стоять опять с четверть часа.

      – Ну порядки! – покачивал головой Николай Иванович, когда наконец у них были отобраны билеты и контролер пропустил их за решетку.

      За публикой супруги поднялись по каменной лестнице в здание антропологического музея, прошли по коридору и очутились опять на крыльце, выходящем в парк. Здание помещалось на горе, и отсюда открывался великолепный вид на всю площадь, занимаемую выставкой по обе стороны Сены. Перед глазами был раскинут роскошный цветник, яркие цветочные клумбы резко отделялись от изумрудного газона, пестрели желтые дорожки, масса киосков самой причудливой формы, били фонтаны, вдали высились дворцы, среди них, как гигант, возвышалась рыже-красная Эйфелева башня. Николай Иванович и Глафира Семеновна невольно остановились рассматривать красивую панораму выставки.

      – Хорошо… – проговорила Глафира Семеновна после некоторого молчания.

      – Долго ехали, много мучений вынесли по дороге и наконец приехали, – прибавил Николай Иванович. – Ну что ж, надо осматривать. Пойдем к Эйфелевой башне.

      – Пойдем… Только я, Николай Иваныч, вот что… Я на самую башню влезать боюсь.

      – Дура! Да зачем же мы приехали-то? Для этого и приехали на выставку, чтобы влезать на Эйфелеву башню.

      – Пустяки. Мы приехали на выставку, чтобы посмотреть выставку.

      – А быть на выставке и не влезать на Эйфелеву башню – все равно что быть в Риме и не видать папы. Помилуй, там на башне открытые письма к знакомым пишут и прямо с башни посылают. Иван Данилыч прислал нам с башни письмо, должны и мы послать. Да и другим знакомым… Я обещал.

      – Письмо можешь и внизу под башней написать.

      – Не тот фасон. На башне штемпель другой. На башне такой штемпель, что сама башня изображена на открытом письме, а ежели кто около башни напишет, не влезая на нее, – ничего этого нет.

      – Да зачем тебе штемпель?

      – Чтобы знали, что я на башню влезал. А то иначе никто не поверит. Нет, уж ты как хочешь, а на башню взберемся и напишем оттуда нашим знакомым письма.

      – Да ведь она, говорят, шатается.

      – Так что ж из этого? Шатается, да не падает. Ты ежели уж очень робеть будешь, то за меня держись.

      – Да ведь

166

Послушайте!.. Мы хотим на выставку! Мы хотим купить билеты… Где купить?

167

Два билета для месье и мадам.