Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

еще извозчик на углу стоит. Коше! – обратилась она к нему сама. – Алекспозицион?

      Извозчик сделал пригласительный жест, указывая на коляску.

      – Не садись так, не садись без ряды… – остановил Николай Иванович жену, влезавшую уже было в экипаж. – Надо поторговаться. А то опять черт знает сколько сдерут. Коше! Комбиен алекспозицион?[153] – спросил он.

      Извозчик улыбнулся, полез в жилетный карман, вынул оттуда печатный лист и протянул его Николаю Ивановичу, прибавив, кивая на экипаж:

      – Prenez place seulement[154].

      – Что ты мне бумагу-то суешь! Ты мне скажи: комбьен алекспозицион?

      – Vous verrez là, monsieur, c’est écrit[155].

      – Глаша! Что он говорит?

      – Он говорит, что на листе написано, сколько стоит до выставки. Садись же… Должно быть, в листке такса.

      – Не желаю я так садиться. Отчего ж когда извозчик вез нас в гостиницу, то не совал никакой таксы? Алекспозицион – ен франк. Четвертак…

      – Oh, non, monsieur, – отрицательно покачал головой извозчик и отвернулся.

      – Да садись же, Николай Иваныч, а то без извозчика останемся, – протестовала Глафира Семеновна и вскочила в экипаж.

      – Глаша! Нельзя же не торговавшись. Сдерут.

      – Садись, садись.

      Николай Иванович, все еще ворча, поместился тоже в экипаже. Извозчик не ехал. Он обернулся к ним и сказал:

      – Un franc et cinquante centimes et encore pour boire…

      – Алле, алле… – махнула ему Глафира Семеновна. – Франк и пятьдесят сантимов просит и чтоб ему на чай дать, – объяснила она мужу. – Алле, алле, коше… Алекспозицион.

      – Quelle porte, madame?[156] – спрашивал извозчик, все еще не трогаясь.

      – Вот уж теперь решительно ничего не понимаю. Алле, алле! Алекспозицион. Пур буар – вуй… Алле[157].

      Извозчик улыбнулся, слегка тронул лошадь бичом, и экипаж поплелся.

      XXVII

      Через пять минут извозчик обернулся к сидевшим в экипаже супругам и сказал:

      – Vous êtes etrangers, monsieur? N’est ce pas?[158]

      – Глаша! Что он говорит? – отнесся к супруге Николай Иванович.

      – Да кто ж его знает! Не понимаю.

      – Да ведь это же уличные слова, а про уличные слова ты хвасталась, что знаешь отлично.

      – Уличных слов много. Да наконец, может быть, это и не уличные.

      – Etes-vous russe, monsieur, anglais, espagnol?[159]

      – Рюсс, рюсс, – отвечала Глафира Семеновна и перевела мужу: – Спрашивает, русские мы или англичане.

      – Рюсс, брат, рюсс, – прибавил Николай Иванович. – Да погоняй хорошенько. Что, брат, словно по клювку едешь. Погоняй. На тэ или, как там у вас, на кофе получишь. Мы, рюсс, любим только поторговаться, а когда нас разуважат, мы за деньгами не постоим.

      – Ну с какой стати ты все это бормочешь? Ведь он все равно по-русски ничего не понимает, – сказала Глафира Семеновна.

      – А ты переведи.

      – Алле… Алле вит. Ну донон пур буар. Бьен донон[160].

      – Oh, à présent je sais… je connais les Russes. Si vous êtes

153

Сколько на выставку?

154

Прошу садиться.

155

Вы увидите там, месье, там написано.

156

К которому входу?

157

Пошел, пошел, извозчик. На чай – да… Пошел.

158

Вы иностранцы, месье? Не правда ли?

159

Вы русский, англичанин, испанец?

160

– Поезжай… Быстро поезжай. Мы даем на чай. Хорошо даем.