Тесты на интеллект. Елизавета Александровна Реманская

в кресло, выходил из ботинок и стремительно мчался к себе в комнату, подгоняемый неотложными делами. Ада, приходя вечером домой, первым делом вызывала его в прихожую и молча указывала на брошенные вещи. Андрюшка издавал боевой клич племени индейцев «Сиу», потом трубил, как подраненный самец оленя, выражая свое возмущение, и только после этого, ворча и ругая свою ничтожную жизнь, убирал в шкаф башмаки и куртку. Эта сцена повторялась изо дня в день уже как минимум шесть лет и давно стала ритуальной. Все попытки Ады объяснить, что гораздо удобнее и безболезненнее делать это сразу, как пришел, были тщетными, Андрюшка упорно не желал выполнять ее требования. Впрочем, Наталия Илларионовна, как это ни странно, поступала также, но ее вещи Ада прибирала молча: маму воспитывать уже было поздновато. В результате их квартире было далеко до идеального порядка, у Ады даже выработалась теория «минимального бардака», когда до идеала далеко, но и все еще вполне прилично. Генеральная уборка делалась только после энергичного нажима на всех со стороны Ады, и то очень неохотно, норовя всячески откосить от этого.

      Когда было время и силы, она убирала сама всю огромную их квартиру, чувствуя себя каторжанкой на галерах и искренне недоумевая, почему у нее всегда такой цейтнот, запарка и каторга, и как это Анатолий умудряется без конца решать кроссворды, сидя на диване? И почему у него такая размеренная жизнь, в отличие от нее, от Ады? Не сказать, чтобы он не помогал ей, наоборот, многое делалось именно им, он ходил по магазинам, платил за квартиру, телефон, но весь многообразный остальной быт – это, конечно, была ее личная трагедия. И ей самой было очень забавно наблюдать за собой, когда она, встав в шесть утра, отзанимавшись с Андрюшкой, проведя еще пять пар, и, приползши после этого домой, сидя бесчувственным камнем за горячим чаем, оглядывала свою квартиру, хорошо осознавая, что надо бы и тут помыть, и там убрать и вот здесь подчистить, и это прибрать, а лучше бы и вовсе выкинуть, но не то, чтобы сдвинуться с места, даже руку поднять ей было невмочь.

      Такая ситуация была не всегда. Раньше, еще в советские времена, когда у них была малюсенькая съемная квартирка, а нагрузка ассистента позволяла спокойно справляться со всеми делами, Ада не задавалась мыслью о тяжком быте. По-настоящему трудно стало только в безумные девяностые, когда государство перестало лечить, учить и платить пенсии. Ада тогда заканчивала аспирантуру, Андрюшке исполнилось два года, их семья, раньше жила вполне сносно благодаря тому, что Анатолий на его военном заводе зарабатывал очень неплохо. Ситуация резко изменилась: конверсия смертельно подкосила некогда мощный ствол засекреченного военного предприятия, многих сократили, иные ушли сами. Анатолий страшно переживал, но уходить куда-либо не хотел. Он не мог изменить ситуацию. Причин тут было много, но самой главной, наверное, стало нежелание перемен – ему было очень уютно пусть даже и в их убогой стабильности. Мучительно размышляя о метаморфозе, которая произошла с ее умным, интеллигентным, ироничным мужем, Ада с удивлением поняла, что его поведение, как ни странно, очень свойственно большинству мужчин.