Портрет художника в юности. Джеймс Джойс

их понимать.

      Но почему в уборной? Туда идешь, когда надо по нужде. Там сплошь толстые плиты из шифера, струйки воды текут постоянно из малых дырочек и стоит дурной запах затхлой воды. А в одной из кабинок на задней стороне двери рисунок красным карандашом: бородатый человек в римской тоге держит в каждой руке по кирпичу, и снизу подписано:

      Балбес воздвигал стену.

      Это кто-то для смеха нарисовал. Лицо не очень вышло, зато фигура бородача здорово получилась. А в другой кабинке на стене очень красивым почерком с обратным наклоном написано:

      Юлий Цезарь написал Белую Галку.

      Может вот поэтому они там были, потому что там некоторые пишут для смеха всякие штуки. Но все равно это что-то странное, и то что сказал Этай, и как он это сказал. А потом, какой же тут смех, раз они сбежали. И он вместе со всеми тоже уставился через площадку молча, и начал чувствовать страх.

      Наконец Флеминг сказал:

      – И что, нас теперь всех из-за них накажут?

      – Вот увидите, я сюда не вернусь, – сказал Сесил Сандер. – В столовой молчать по три дня, а чуть что так получай шесть и восемь.

      – Верно, – поддержал Уэллс. – А еще Барретт стал по-новому складывать журнал, так что уже не подглядишь, сколько тебе штрафных назначено. Я тоже не вернусь.

      – А классный инспектор с утра был сегодня во втором классе, – сказал Сесил Сандер.

      – Может, мы бунт устроим, – сказал Флеминг. – Давайте, а?

      Все до одного промолчали. Полное молчание было в воздухе, и только доносились удары крикетных бит, более медленные, чем раньше: пик-пок.

      Уэллс спросил:

      – А что им будет теперь?

      – Саймона Мунена с Биваком будут сечь, – ответил Этай, – а старшеклассникам дали выбор, или тоже их высекут, или исключат.

      – И что они выбрали? – спросил тот мальчик, который говорил первым.

      – Все, кроме Корригана, сказали, пусть исключают, – отвечал Этай. – А Корригана мистер Глисон будет сечь.

      – Корриган, это тот верзила? – спросил Флеминг. – Почему так, его же на двух Глисонов хватит!

      – Я знаю почему, – сказал Сесил Сандер. – Корриган выбрал правильно, а другие все нет, порка-то забудется скоро, а если кого из колледжа исключили, так это за ним потянется на всю жизнь. И потом, Глисон сильно его не будет сечь.

      – На его месте ему лучше не стараться, – сказал Флеминг.

      – А я б не хотел быть на месте Саймона с Биваком, – сказал Сесил Сандер. – Только вряд ли их пороть будут. Небось просто назначат по рукам, девять и девять.

      – Нет-нет, – возразил Этай, – им по мягкому месту зададут, и тому, и другому.

      Уэллс начал чесаться и прогнусавил плаксивым тоном:

      – Сэр, смилуйтесь, отпустите!

      А Этай ухмыльнулся и стал засучивать рукава курточки, приговаривая:

      Теперь уж всё, попался —

      Награду получай.

      Штаны спускай, бедняга,

      Да зад свой подставляй.

      Мальчики засмеялись – но он чувствовал, что