Портрет художника в юности. Джеймс Джойс

наложил Стивену полную тарелку, а потом дяде Чарльзу и мистеру Кейси тоже положил по большому куску индейки с обильной порцией соуса. Миссис Дедал ела совсем мало, а Дэнти сидела, сложив руки на коленях, и лицо у нее было красное. Мистер Дедал принялся разрезать то, что было еще на блюде, а потом объявил:

      – А вот самый лакомый кусочек, который зовется папский нос! Кто из дам и господ желает…

      Он поднял перед собой кусок дичи на вилке. Никто не отозвался. Тогда он положил кусок на свою тарелку со словами:

      – Ну что ж, мое дело предложить. Съем-ка я сам его, как-то я последнее время не в форме.

      Подмигнув Стивену и закрыв блюдо крышкой, он снова принялся за еду.

      Пока он ел, царило молчание. Потом он заговорил:

      – Что же, день-то был славный, в конце концов. И в городе приезжих целые толпы.

      Никто не отозвался. Он продолжал:

      – Приезжих было больше, пожалуй, чем на прошлое Рождество.

      Он поглядел вокруг, но у всех сидящих лица были уткнуты в тарелки. Ответа ему не последовало. Выждав минуту, он проговорил в сердцах:

      – Испортили-таки мне рождественский ужин!

      – Не может быть ни счастья, ни благодати, – сказала Дэнти, – в том доме, где нет почтения к пастырям.

      Мистер Дедал с шумом швырнул на свою тарелку вилку и нож.

      – Почтение! Это что, к Билли-губошлепу или к бочке с потрохами из Армаха? Почтение!

      – Князья церкви! – процедил презрительно мистер Кейси.

      – Ага, как конюх лорда Лейтрима, – добавил мистер Дедал.

      – Они Божии помазанники, – сказала Дэнти. – Они честь нации.

      – Бочка с потрохами, – произнес резко мистер Дедал. – Когда почивает, вы скажете – красавчик. Надо вам видеть, как этот гусь лопает свинину с капустой в зимний денек. Картинка!

      Он скорчил на лице грубую тупую гримасу и зачавкал громко губами.

      – Правда, Саймон, – сказала миссис Дедал, – при Стивене ты не должен так говорить. Это нехорошо.

      – О, когда он вырастет, он припомнит все это, – с жаром вмешалась Дэнти, – припомнит все речи против Бога, и против религии, и против священников, что он наслушался в своем доме.

      – И пусть еще он припомнит, – крикнул ей мистер Кейси через стол, – те речи, которыми священники и их шавки клеймили и загоняли в гроб Парнелла. Пусть он это тоже припомнит, когда вырастет.

      – Сукины дети! – вскричал и мистер Дедал. – Едва он попал в беду, они его тут же предали, как крысы из помойки набросились. Подлые псы! Да они и смахивают на псов, я божусь!

      – Они правильно поступили, – кричала Дэнти. – Они были послушны своим епископам и священникам. Честь и хвала им!

      – Но это просто ужасно, – проговорила миссис Дедал, – даже такой единственный день в году не может у нас быть без этих ужасных споров.

      Дядя Чарльз мягким жестом поднял вверх руки и сказал:

      – Ну послушайте же, послушайте! Неужели мы все не можем высказывать свои взгляды, какие бы они ни были, не выходя из себя, не ругаясь. Это же так плохо.

      Миссис Дедал заговорила тихим голосом