Потусторонним вход воспрещён. Екатерина Ландер

кресла, глянул на входную дверь. Темноволосый, остролицый и очень бледный. При виде нас он побледнел еще сильнее и порывисто обернулся к стоящему рядом Лёне:

      – Почему ты не предупредил, что не один?

      Тот пожал плечами:

      – Ты мне и слова вставить не давал. Все со своим Ключевским! Ребят, извините, вы не против расположиться пока в столовой?

      Леня виновато улыбнулся и указал на арку в простенке.

      – Можно не разуваться, – бросил Ярослав вслед.

      На этот раз собака не обратила на нас внимания: выполнив обязанности сторожа, щенок свернулся клубком в солнечном пятне на паркете.

      В светлом эркере соседней комнаты располагался обеденный стол и застеленные ковриками диванчики. Солнце дробилось в витражных окнах, бросая на стену веселые цветные блики. Прозрачный тюль шевелился от сквозняка. На колченогом серванте стояла переносная электрическая плитка. В кастрюле тихонько шипело, разнося вокруг солоноватый наваристый запах.

      Из-за стены донеслись голоса:

      – За что ты так с ней? – тихо спросил Лёня. – Ведь не она задание придумывала.

      – За такие задания голову надо оторвать! – взревел Ярослав.

      Мне показалось, что хрустальные подвески в люстре негромко зазвенели.

      Лёня монотонно бубнил за стенкой. Голос Ярослава менялся от злой иронии до показательного недоумения, а иногда и совершенного бешенства. Марго, бродящая вдоль застекленных полок с фарфоровыми статуэтками, вздрогнула и повела плечом, будто сбрасывая что-то неприятное.

      – Не надо только вешать лапшу, Лёнь. Я знаю, кто на самом деле спихнул нам проверку у Гавани.

      Послышались невнятные оправдания. Ярослав зло усмехнулся:

      – Они знают, что я здесь, и даже не приходят. Нет! Не надо мне про звонок. Ты вон вошел же! – И уже совсем тихо, на грани слышимости: – Лёнь, два дня прошло. Завтра должны быть похороны. А нам даже хоронить нечего…

      С минуту за стеной не раздавалось ни звука.

      – Как ты себя чувствуешь? – спросил Лёня.

      – Тебе про тело или про душу? – хмуро усмехнулся Ярослав.

      – С душой, мне кажется, все и так понятно.

      – Да? А вот мне не очень. – Горестный смешок, следом за ним – звук, будто протянули ножкой стула по деревянному полу. И болезненное шипение следом.

      – Может, помочь?

      – Я сам. А знаешь, – проговорил Ярослав с мазохистским наслаждением, – что говорят наши врачи про это? Оно словно проедает, разрывает кость изнутри. А вместе с ней ткани. Это как трещины в стекле: коснись, и раздробится в крошечные осколки. Говорят, мне повезло – только по касательной задело. Ты знаешь, я хочу бежать, хочу узнать, кто виноват в прорыве. А приходится сидеть здесь, читать историю, пока Великорецкий чешет репу в «Грифоньем доме» и посылает других устранять последствия проблемы, а не причину.

      – Ты ходить можешь? – обеспокоенно спросил Лёня.

      – Я не Потусторонний, чтоб водичкой излечиваться. Ты что-то хотел?

      – Да мы, в общем, за этим и пришли.

      И Лёня пересказал ему про назначенную на вечер