Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей. Александр Степанов

плотно облегают ноги. Кузя встал с кровати и вопросительно посмотрел на меня:

      – Ну как с твоего места?

      – Не переживай, нормально всё, ― успокоил я его.

      Надев шорты, я встал, растянул их в стороны и сам себе задал риторический вопрос: что есть парашют? Подумав, мысленно вынес вердикт: нет, это не парашют, а юбка с перемычкой внизу, штанины чуть ли не вдвое короче спичечного коробка. У остальных ребят они не лучше.

      Я поинтересовался:

      – Кузя, снизу не подует?

      Он хохотнул, смущённо одёрнул шорты вниз и изрёк:

      – Естественная вентиляция: жарко не будет!

      ***

      Не успели мы переодеться, как пионервожатая объявила: «Сдать вещи в кладовую!» Народ с чемоданчиками потянулся на выход. Я не торопился, пусть очередь схлынет. Одним из последних я вышел в фойе и сдал свой чемодан Ирине Николаевне. Начиналась лагерная жизнь…

      У большого зеркала в фойе, повешенного на стене под углом, ещё толпилось несколько девчонок в таких же, как у нас, белых рубашках и юбках цвета наших шорт.

      Почему я обратил внимание на юбки девчонок? В школе подолы платьев у них до середины коленок, а сейчас они с голыми ногами, как на уроках физкультуры. Говорят, а может и врут, в городском ателье по пошиву женской одежды плакат висел с призывом: «Поднимем наши юбки выше мировых стандартов!». Прикольно. Если это правда, думаю, оформитель имел в виду их качество, а не длину, но не уточнил этого.

      «Ребята, все на улицу! Девочки, вас это тоже касается!» ― торопила пионервожатая. Часы над дверью фойе показывали без пятнадцати час. Обед в пионерлагере в час дня.

      Мы с Кузей вышли на крыльцо. Ребята уже кучковались слева от линейки построений, девчонки ― справа. Я стоял с Кузей и Сашкой, оглядел ребят и остановил взгляд на Пироговой. Она разговаривала со своими подружками у беседки на углу здания отряда. Непривычно видеть её в лагерной «спецовке».

      Верка оглянулась на меня, потянула вниз подол юбки вниз, шепнула смущённо: «Ну что смотришь?» Я не расслышал её слов, по губам это понял. Уж и посмотреть нельзя! И не смотрел я на неё вовсе, просто взглянул как на других.

      Не знаю почему, но где бы я ни был, я вначале нахожу взглядом Пирогову, а потом уже ориентируюсь на местности. Просто такая привычка. Надсмехаясь над собой, я даже стишок как-то сочинил:

      Как огонёк меня манит

      геотехнический магнит.

      Не знаю, что со мной такого,

      магнит мой ― Верка Пирогова.

      Размышления прервал Кузя. Он толкнул меня в бок и показал на носатого пацана из нашего отряда. У него из-под штанин шорт торчали трусы. Вот осёл! Мишка Матвеев подошёл к нему, ткнул пальцем в пузо и спросил:

      – Тебя как зовут?

      – Юрка.

      – Юрка – от колбасы шкурка, – поддел его Матвейка, толкнул локтем в бок Глухарёва, приглашая в зрители, спросил: – Юрка, знаешь, как тупой с глухим разговаривает?

      – Как? – поинтересовался носатый.

      Матвейка, кося под глухого, переспросил:

      – А?

      – Как? –