Растерянный. Записки. Письма. Повесть. Владимир Владыкин

но ветреная погода. А сейчас установилась тишина и светит солнце, даря своё уже не летнее тепло. Но оно такое сдержанное, спокойное; и солнце мягко касается своими уже не палящими, а умеренными лучами.

      Я смотрел на нашу аллею молодых раскидистых и пирамидальных тополей, которая тянется между дорогой и дворами, по всей улице. Воздух пахнет осенним увяданием, созревшей полынью, чередой, репейником и листьями тополей. И чувствуется, как крадётся и уже где-то таится и решает войти, заполнить душу осенняя грусть. Сердце взволнованно бьётся, полное чувств к тебе. Я смотрел на тополиную аллею и думал: вот уже недолго деревьям осталось шелковисто изумрудным шумом радовать душу. Скоро пожелтеет один листик, да, было бы начало, затем вплетётся осенью целая золотая прядь и будет она ронять листву на стылую, сырую землю, поросшую спорышом. От этой мысли у меня сжалось сердце, что проходит время, дни молодости, безмятежные, а порой бесстрастные.

      Я входил в наш сад: идёшь по дорожке, а по обе её стороны растёт высокая раскидистая мальва и цветёт розовыми, белыми, красными цветами. Здесь растут абрикосы, вишни, яблони, сливы двух или трёх сортов. Огороды все уже пустые, очищенные от сорной травы и помидорной и картофельной ботвы, чем занимались я и отец. За огородами пустое поле, оно не вспаханное, а только пробированное. И кругом стоит такая мёртвая тишина, будто все прислушиваются друг к другу, свойственная этой умиротворённой поре, которая тоже, как и весна, полна своей неповторимой поэзии. Но эта тишина меня почему-то угнетает, то ли нагоняет тоску, то ли печалью и я не могу себя никак понять. Что я хочу в этом мире? Почему из-за меня мучается жена, которую я разлюбил, но, скорее всего, не любил, а только был кратко влюблён. И эта влюблённость не выдержала испытания бытом, нет, теми чуждыми занятиями, которыми преступно были заражены азартом обогащения родственники жены. Но о них довольно.

      И как тотчас сладко становится на душе при мысли о тебе, когда вспомню о тех наших четырёх днях. Неужели я нарочно напускаю на себя сентиментальность, нарочито привожу себя к чувствительности? Может ли такое происходить с такими людьми, как я?

      Если я постоянно сомневаюсь в себе, не значит ли это, что я пребываю в вечном поиске любви, в её разгадке?! Я не могу ответить на эти вопросы. Но если я так обо всём чувствую, переживаю и расположен душой к этому, то я обречён быть в своих чувствах непостоянным и ты должна меня остерегаться.

      И мне горько и обидно, что я такой, быть может, и мучительно грустить о неведомом, но и спокойным оставаться нельзя, когда ощущаешь полноту жизни. Вот я с тобой разговариваю, делюсь сокровенным. И мне хорошо только от того, что я с тобой мысленно беседую, ничего о себе не утаивая. Я пишу эти слова и чувствую, как ты думаешь обо мне и вспоминаешь наши дни, и тоже со мной мысленно разговариваешь.. Ведь мы на далёком друг от друга расстоянии, но наши сердца близки и мы чувствуем и ощущаем об одном и том же. Я знаю, ты читаешь выписанные из сборников неизвестных